Лидия Ивановна снова перекрестилась.

– Болен был, – перешла она на шепот, – четвертая стадия.

– Лидия Ивановна, как вы считаете, что могло послужить причиной не вполне адекватному состоянию Макеева накануне исчезновения? – спросил Иван.

– Это в смысле, что выпил? – уточнила Лидия Ивановна.

– Да.

– Не могу сказать. Страшенный зверь этот алкоголизм, многих сгубил.

Лидия Ивановна коснулась носа платочком и снова сложила руки на коленях.

– Да, жили душевно, – повторила она. – Много путешествовали. После свадьбы на два месяца улетели, в эти … с пальмами, слово на «панаму» похоже. Там еще Америка рядом.

– Багамы? – подсказал Иван.

– Да-да, они. Ох, как же они интересно рассказывали, когда вернулись, – восхищалась женщина. – Совсем другой мир. Они еще много где побывали и всегда вместе, всегда неразлучно.

Она взглянула на мужчин и категорично провела ладонью в воздухе.

– Так что нет, ничего плохого не скажу. Жили душевно, никогда не ссорились. Я же здесь постоянно, я бы точно заметила.

***

Полтора года назад.

В Москве стояла аномальная жара. Утки на городских прудах с раннего утра уходили в тень. Остатки асфальта, не покрытого плиткой, плавились, выделяя знакомый с детства запах битума. Изнывающие от духоты горожане отключали домашние кондиционеры лишь на ночь, пытаясь хоть немного насладиться живой прохладой. Но в открытые окна, нарушая границы, мгновенно влетали чужие запахи и звуки.

Так и сегодня, Эма проснулась в шесть утра не по своей воле. Из открытого окна соседней квартиры отчаянно заголосил будильник, и следом понеслось:

«Вдох глубокий, руки шире,

Не спешите, три-четыре!».

Эту песню Высоцкого знал наизусть весь дом, от старых до малых – тех, кто и понятия не имел об авторе. Пожилая пара – бывшие советские спортсмены – избавляла соседей от оглушительного звона будильника и бодрой песни лишь на время дачного сезона. В этом году по непонятным причинам они не торопились с выездом за город.

Эма купила эту квартиру в центре, в одноподъездном доме в надежде на, пусть и относительную, но тишину. Но сталинки, не пропуская звуки сквозь толстые перекрытия, при открытых окнах не справлялись с децибелами от колонок, живущих на подоконнике.

«Очень вырос в целом мире

Гриппа вирус – три-четыре!

Ширится, растёт заболевание…».

Эма резко перевернулась на другой бок и прижала к уху вторую подушку. Но через вспененный латекс продолжали доноситься слова:

«Если вы уже устали —

Сели-встали, сели-встали.

Не страшны вам Арктика с Антарктикой —

Главный академик Иоффе

Доказал: коньяк и кофе

Вам заменит спорта профилактика…»

Прослушав до конца совет академика Абрама Иоффе, Эма на ощупь отыскала в постели карандаш и, сев, скрепила им волосы. Со стороны окна женским голосом донеслось уверенное и бодрое: «Замечательно, дорогой! А теперь, водные процедуры!»

Неспешно поднявшись с кровати, Эма прошла по скрипучему паркету, изрезанному первыми лучами солнца на балкон.

Три квадрата плиточного пола были плотно заставлены горшечными цветами. С приходом весны, в больших глиняных горшках из квартиры на балкон переехал важный синьор лимон, пышный куст жасмина, эвкалипт и нежная гардения, имеющая крайне плохую репутацию по разведению в домашних условиях.

Цветы достались Эме от прежней хозяйки квартиры – Изольды Марковны Берштейн, которая на восьмидесятом году жизни, после смерти мужа приняла для себя сложное решение переехать к сестрам на историческую родину. Изольда Марковна оставила Эме инструкцию по уходу за цветами на семи плотно исписанных страницах и слезно попросила не загубить «питомцев». Эма кивала, обещая ухаживать за цветами достойно, но если бы не помощница по дому, которую рекомендовала сама Изольда Марковна, у нее вряд ли бы выжил даже мелкий сорняк.