– Сколько он выпил?

Эма Майн снова вздохнула. Было очевидно, что этот разговор доставляет ей не только головную, но и душевную боль.

– Несколько рюмок коньяка.

– Марка?

Эма Майн взглянула с удивлением, словно пытаясь понять, чего от нее добиваются.

– Реми Мартин Аккорд Рояль, – с расстановкой произнесла она.

– Что пили вы? – невозмутимо продолжил Иван.

Он сознавал, что близок к границе, после которой разговор либо зайдет в тупик, либо Эма Майн начнет выдавать более сильные эмоции. Но неожиданно она изменила тон, вступив в игру.

– Шато пятьдесят седьмого года. Пробка, акцизы – все на месте, – произнесла она как сомелье во время презентации. – Подарочная туба из картона повышенной плотности, объем бутылки ноль семь. Назвала бы цену, но, вот беда, не знаю. Попробуйте загуглить.

«Непростая звезда, – подумал Иван. – Умеет держать удар».

– Благодарю за исчерпывающий ответ, – усмехнулся он. – Хорошо, с напитками разобрались. Что было после коньяка и шато?

Сейчас Эма смотрела на Разумова как на партнера по азартной игре, который вдруг начинает нагло нарушать правила.

– Мы ужинали, – тем не менее, спокойно продолжила она. – Хотите, чтобы я перечислила состав блюд или достаточно огласить меню?

– Достаточно огласить, что ел ваш муж.

– Ничего, – ответила Эма и, протянув руку к бокалу, сделала несколько глотков воды.

– Вообще?

– Абсолютно.

Эма села на диван глубже и, откинув голову, прижала ее к мягкой спинке.

– Послушайте, к чему все эти вопросы? – недовольно произнесла она, глядя на Разумова сквозь опущенные ресницы.

– Вы вроде должны знать процедуру опроса не хуже меня, – с очевидным сарказмом заметил Иван.

Глеб Бабицкий в этот момент стал похож на рефери, готового разнять бойцов. Он напряг спину и поглядывая то на Эму, то на Разумова, нервно сжимал ладони. В затянувшейся тишине раздалась знаменитая песня «Переживу» Глории Гейнор.

Пес, все это время лежавший у ног хозяйки, повернул голову на звук и требовательно взглянул на Глеба. Тот достал из кармана узких брюк телефон, взглянул на дисплей, извинился и вышел в гостиную, прикрыв за собой раздвижные двери.

Эма Майн сидела в прежней позе, глядя прямо перед собой, словно не замечая присутствия явно неприятного ей гостя.

«Скорее всего, повода заводить дело не будет, – мысленно отмел криминальные версии, Иван. – Если муж не сбежал, то в опьянении вполне мог утонуть. Если бы не статус хозяйки, никто бы и пальцем не пошевелил до завершения трех суток. Но она звезда, а их любят все, от простых читателей до генералов».

Иван терпеть не мог привилегированности, искренне считая, что перед законом все равны. Идеалистом Разумов не был, но наблюдая, как статусные люди нагло пользуются своим положением, редко упускал возможность дать им понять, что не стоит сильно отрываться от грешной земли.

– Вы планируете что-то делать? – вдруг произнесла Эма Майн.

– Например? – улыбнулся он.

– Например, вызвать водолазов.

– Пока не вижу оснований, – ответил Иван, подумав о том, что пляж осмотреть надо обязательно.

– Будете тянуть до трех суток? – усмехнулась Эма.

– Если бы хотели тянуть, меня бы сейчас здесь не было. Это простые люди ждут, когда пройдет положенное время, но для вас писаны другие законы.

На откровенный упрек Эма Майн ответила выразительным молчанием.

– Итак, Эмилия Леонидовна, – продолжил Иван, – вы утверждаете, что ссор между вами и вашим мужем не было?

– Даже если вы зададите этот вопрос в десятый раз, ответ останется прежним.

Ее поза казалась расслабленной, но по взгляду было заметно, что она едва справляется с эмоциями. Самообладание медленно, но верно покидало Эму Майн. Было ясно, что она не привыкла терпеть досаждающее общение и живет так, как удобно ей, не позволяя нарушать личные границы. Эма Майн умела держать не только удар, но и дистанцию.