Створка ворот была тяжелой.

Это дракон терзает ее руку. Он не хочет, чтобы она вошла внутрь. Чтобы она обрела спасение в этой древней крепости, которую сейчас называют монастырем.

Сзади, в долине – смерть. Впереди – спасение. Даже не само спасение, а надежда на спасение. И между ними боль. Серебряный дракон.

Она закричала, вцепившись обеими руками в кольцо.

Створка подалась, открывая проход в темноту, туда, куда не попадал лунный свет.

Когда ворота монастыря закрылись, откуда-то из-за скал выполз волк. Он был громадным, этот волк, но столько было в его теле страха, так неуверенно он двигался по камням, что казался маленьким и тщедушным.

Волк осторожно ступил на освещенную луной площадку перед воротами, опустился на брюхо и пополз, поскуливая то ли от страха, то ли от голода.

Волк подполз к мясу, осторожно обнюхал его, оглянулся на монастырь. Верхняя губа волка задрожала и поднялась, обнажая клыки. Ненависть? Разочарование?

Волк взял мясо в зубы.

Кровь потекла по языку. Волк медленно двинулся по дороге вниз. Только спустившись почти до самой равнины, волк позволил себе остановиться и съесть мясо.

В монастыре ударил колокол.

Волк вздрогнул и замотал головой. Потом посмотрел в сторону монастыря, перевел взгляд на луну. Горло напряглось, спина выгнулась, словно что-то надавило волку на спину... Вой потянулся к небу, к луне, потянулся и бессильно упал в темноту, оборвавшись внезапно.

Волк побежал прочь от скал, держась так, что луна светила ему в спину.

Полная луна.

– Полная луна, всего лишь полная луна, – сказал Хозяин, подходя к открытому окну. – Символ, если хотите.

Хорек молча налил себе вина. Молча выпил. Хозяин продолжал смотреть в окно, словно ожидая ответа.

Не хочу, подумал, святой отец. Не буду. Он хочет, чтобы я снова возразил, и снова попал в ловушку. Ему скучно, он развлекается. Он пригласил Хорька к себе в гости, затеял этот нелепый, ненужный разговор, похожий точь-в-точь на предыдущие своей нелепостью и греховностью. Да, греховностью.

Вдобавок Хорек не выспится этой ночью. И завтра будет сонным и косноязычным. А Хозяин будет... Неизвестно, что будет делать Хозяин. Он может завтра с утра отправиться куда-то в дальний лес, а может весь день простоять на башенной площадке... А может просто закрыть ворота и сутки-двое-трое не выходить из замка.

Ему хорошо вот так стоять у окна и нести околесицу. Хорек еще не понял, что выпитое ударило ему в голову. Просто мысли стали яркими и обидными. А еще придется утром сидеть и писать отчет об этой беседе, вспоминать подробности: что и как говорил Хозяин... Кому-то в Риме это интересно... Кто-то жаждет знать о каждом слове этого странного обитателя замка. С каким большим интересом прочитает не известный Хорьку адресат о том, что, по мнению Хозяина, полная луна только символ.

– Чушь! – не выдержал, наконец, Хорек. – Вы же прекрасно знаете, что творится в полнолуние. Мы же вместе с вами выезжали в ту деревню... На берегу. Там еще оборотень напал на обоз. Вы же сами... Вспомните! Ничего себе символ! Да сейчас, наверное, по всей... по всему миру сотни и тысячи продавшихся дьяволу, извиваясь и вопия, покрываются шерстью. Как тот, в деревне... вспомнил, в Дубах. Вы сами видели... И десятки отрядов, осененных крестом, именно сейчас охотятся на эти исчадия Ада.

Хорек снова налил себе вина.

Хозяин отошел от окна и прошел к камину, бросил в огонь несколько поленьев.

– Сотни и тысячи... – сказал Хозяин. – И десятки осененных отрядов. Ловят оборотней, протыкают их серебром, жгут огнем и заливают святой водой. И с ними бог...

– Да, с ними Бог! – закричал Хорек.