Последняя фраза разом стерла улыбку с лица кардинала.

Генерал сразу же заметил эту резкую смену настроения, решил не напрягать обстановку еще больше, шагнул к кардиналу, приобнял его, прощаясь, и произнес:

– Ваше высокопреосвященство!

– Монсеньор, – негромко ответствовал Кшыжовский.

Николас, которому оставалось два года до восьми десятков, выпрямился и пружинистым энергичным шагом направился к дверям, которые беззвучно распахнулись перед ним и так же тихо закрылись.

Однако, оставшись один, кардинал не направился к шкафчику. Он опустился на колени перед портретом Иоанна Павла Второго и несколько раз покаянно ударил себя кулаком в грудь.

– Святой отче! Прости! Прости и научи, прошу, что мне делать? Что? Можем ли мы строить Церковь и Веру на лжи? На крови и убийстве? Кем и чем мы стали? Прости, прости, прости…

Потом кардинал не без труда поднялся и направился к шкафчику с разноцветными и разнокалиберными бутылками. Там он сразу нашел то, чем можно было промыть раны: бесхитростного дизайна бутылку, этикетка которой гласила «Wódka Wyborowa».

Но и коньяку плеснул себе в бокал кардинал Кшыжовский. Прав был генерал: тут и нервы вразнос, да и боль предстояла немалая.

«Заботлив монсеньор, – скривившись, подумал кардинал. Сплошь забота – как бы дружеская. Как бы. Все последние годы и я сам, и мое окружение живет в мире иллюзий. Как бы правды. Как бы веры. Как бы служения Богу. Или… – Внезапная мысль обожгла его мозг: – Или служения… как бы Богу?»

Кардинал истово перекрестился, произнеся вслух:

– Защити, Господи!

Он залпом выпил коньяк, тяжело опустился на стул, стоявший рядом, и, не мигая, смотрел на портрет святого понтифика, земляка, учителя, канонизированного нынешним Папой. Смотрел, не отрываясь и не замечая, как по щекам его ручьем катятся слезы.

«Эх, отец святой, ваше святейшество, тяжеловат подарок по завещанию вашему мне достался. Ведь в завещании своем понтифик выразил благодарность за верное служение мне, прелату Кшыжовскому, и высказал просьбу к будущему Папе: вознаградить верное служение прелата титулом кардинала-диакона – низшая из ступеней кардинальского достоинства, но при красной шапочке. Спасибо, ваше святейшество. Теперь я навек как на цепи при Ватикане».

Все титулы, почет и всю роскошь, окружавшую кардинальскую его жизнь, Тадеуш Кшыжовский отдал бы за то, чтобы как прежде служить приходским ксендзом в городишке Белжице, что совсем недалеко от Люблина. А ведь были еще и люблинские студенческие годы. Машину времени бы, да не придумали ее еще. В католическом университете он впервые лицом к лицу встретился с профессором этики и нравственного богословия, талантливым драматургом и поэтом, молодым еще – сорока, пожалуй, не было – Каролем Войтылой. Этот экзамен Тадеуш на всю жизнь запомнил.

«Фамилия пана студента?»

«Кшыжовский».

«Кем же пан себя видит по окончании университета нашего? Богословом, ученым?»

«Ксендзом, пан профессор, и никак иначе».

«Пожалуй, при такой фамилии[14] и впрямь никак иначе».

И не знал, не ведал студентик юный, что профессор, напротив него сидящий, вознесен будет до высочайших высот земных и выше, до высот небесных, станет святым Католической Церкви и его, студентика юного, судьбою. От темных кудрей до седых волос.

Довольно скоро возведен был прелат Войтыла в епископы, еще через несколько лет стал архиепископом Краковским. Тогда-то и вызвал он бывшего студентика – не забыл! – в Краков, где предложил – а от архиепископских предложений не отказываются! – занять должность помощника при архиепископском секретаре-принципале, прелате Станиславе Дзивише.