Хотелось вырваться из немощной плоти, как из тяжелого плаща. Отринуть ее, убежать. Коготки ласки впивались в кожу. Не больно, отрезвляюще. Будто удерживали душу от трусливого побега.

– Я умру?

Вийон посмотрел черными зеркальцами глаз, и на миг Лита забыла о боли. В глазах духа мерцали созвездия. Такие прекрасные, что дыхание перехватило. Зрительный контакт длился секунды. Реагируя на скрип петель, Вийон юркнул под одеяло, под мокрое от пота рубище, защекотал шерсткой ребра… и растворился.

Из мрака за изножьем койки вылепился Ндиди.

Полутьма скрадывала черты, превращая человека в черное изваяние. Мечущиеся отсветы встревоженно касались эбонитовой кожи и сразу отскакивали.

– Ндиди… – прошептала Лита. – Нэй вернулся?

– Нет, – печально ответил матрос. – «Каллен» захватили. Простите, я не выполнил обещания.

– Захватили? Кто?

– Солдаты с лающими палками. Они пленили Сынка и идут сюда.

– Ты же…

Она намеревалась спросить, защитит ли ее Ндиди, но внезапно осознала, что общается с матросом мысленно, не открывая рта.

Приглушенные крики донеслись из соседней каюты.

Лампа высветила могучую фигуру матроса. Его грудь была продырявлена пулями.

– О Ндиди… мне так жаль…

– На этой стороне, – сказал матрос, – тебя боятся.

И он исчез, как исчезают призраки, расползся туманом. Дверь распахнулась, в каюту ввалились тени, слишком громкие, чтобы быть мертвецами. Юноша в нахлобученном шлеме, обшитом нитями, заслонил кругозор. Он выкрикивал вопросы или приказы… Лита опустила невыносимо тяжелые веки. Чья-то ладонь легла на лоб, кто-то стащил одеяла, юноша произнес слово, напоминающее исковерканное «шприц». В вену ужалили. Лита уплывала от сутолоки и суетливых прикосновений. Плыла на поиски Георга Нэя. Вместо воды там была тьма, а во тьме роились мертвецы.

Девочка повернулась и ушла по коридору влево. Отпертая дверь… приглашение, которым колдун воспользовался. Затворив ее за собой, Нэй утер лоб и огляделся. Источником света были грибообразные сосуды под потолком. Стекляшки с раскаленными нитями, какими рисовал их Уильям Близнец. Стаканы электричества. Сложно было уразуметь, что народ, загнавший электрического демона в колбы, заставивший его озарять жилища, при всей своей мудрости продолжал истреблять друг друга.

Нэй выпростал пальцы к сосуду. Удивился, встретив тепло. Близнец называл лампы богов «холодным огнем», но на самом деле они согревали. Нэй понял давно: Близнец не обладал безграничными познаниями. Никто не обладал, кроме, возможно, тысячелетних черепах в илистых гротах или ветра, дующего в опустевшие человеческие черепа.

Нэй зашагал по гладкому, будто бы каучуковому, полу. Голоса нарастали. Было в них что-то магическое… шорох ли, укутывающий слова… особые искажения, какие возникают, если устанавливаешь связь через раковины.

В конце коридора Нэй обнаружил столовую. Похожую на столовые Полиса так же, как одеяние убитого солдата походило на платья герцогской стражи. Но здесь, среди странного света и странной мебели, по крайней мере был стол. На ножках, из дерева, обычный, а не какой-нибудь летающий в воздухе, сервирующий сам себя. За столом сидели дети. Девочка, впустившая Нэя. Мальчик-подросток – его щеку пересекал уродливый шрам, вместо правого глаза была рубцеватая лунка. На руках парнишка держал спеленутого младенца. Дитя спало и чмокало ротиком во сне, розовое и взопревшее, с нежным пушком волос. Подросток касался губами макушки ребенка, целовал, успокаивал. Старшие дети смотрели на гостя так, словно он позабыл отпустить нить кокона невидимости. Смотрели сквозь. Точно они пребывали в другом месте и другом времени. Гарри Придонный рассказывал о призраках катакомб, которые бредут мимо, не замечая вас, разыгрывая по кругу сценки из прошлого. Но дети не были призраками. Просто визит мужчины ничего не значил для них.