Но воин не согласился с ним. Качнул головой отрицательно.

– Каждый сам то, что он есть. Ты, египтянин, что идёшь с ними, ещё увидишь это. Ты ещё не раз воспылаешь гневом, когда увидишь, как выходит из них… вот это. Убить, предать, обмануть. Того, кто выше и лучше, унизить. Они же рабы. Раба не сделаешь свободным. Он раб!

Помолчали ещё. Потом встал Мозе, подошёл ближе к египтянину, вызвав неодобрение Аарона. Оно вылилось в возмущённый окрик:

– Мозе!

Но брат не обратил внимания.

Долго стояли друг против друга, глаза в глаза, зрачок в зрачок.

– Иди, – сказал Мозе. – И прости, если можешь. Я не этого хотел… Они будут другими, я вытравлю рабство из них. Но тебе помочь не сумею уже. Мне жаль.

Лязгнул нож, ударившись о камень. Это Аарон в сердцах швырнул его.

Мальчик приник к отцу, теребил отцовское схенти, дёргал, настаивая на уходе. Отец взял сына за руку и повернулся, чтобы уйти.

Каждый человек, живущий на Земле, привык считать земную твердь чем-то прочным и надежным. Когда же она начинает сотрясаться, взрываться, оседать, ускользать из-под ног, его охватывает ужас.

Земля вздрогнула. Её первая судорога длилась всего несколько мгновений. Но какие это были мгновения! Она колебалась, тряслась; слышен был вой вокруг, как будто бы от сильного ветра, и сама земля гудела. Змеёю поползла трещина в скале, начавшись снизу, добежала до свода. Треснула прямо под ногами земля по продолжению. Посыпались камни откуда-то сверху, заскрипели и затрещали стены…

– Мозе, опять, снова, – кричал Аарон, – наружу, наружу!

А снаружи ждало их зрелище невиданное. Впереди, там, где стан, куда лежал путь хаабиру и горсточки египтян, будто пылал пожар. Часть неба была охвачена буровато-оранжевым светом. Свет был неярок, дым застилал его, словно занавес лёг между светом и людьми. Изредка вспышки света слепили глаз, а потом вновь ложился дымный занавес…

– Отец, я не хочу умирать, – кричал ребёнок…

Сильных содроганий, когда взбесившаяся земля вздрагивала чудовищно, уходила из-под ног, было не менее трёх. Но и когда закончилось всё, не перестал пылать пожар на небесах, и долго ещё гудело под ногами.

Люди, в мгновения эти странным образом забывшие обо всём, что разъединяло их, расцепили руки, продолжавшие до сих пор поддерживать и помогать. Но как-то не смогли оторваться друг от друга совсем.

– Ты… вот что… – сказал Мозе. – Если не знаешь, что делать, делай то, что я скажу. Так будет лучше, для тебя, для него.

И он указал перстом на ребёнка.

– Моему столько же, – сказал Мозе задумчиво, ни к кому не обращаясь. Помолчали. Что тут скажешь? И снова заговорил Моше:

– Пойдёшь в Мен нефер Пепи [4], к Весам обеих Земель [5]. Найдёшь человека по имени Па-Риа-масэ-са [6], смотрителя Нильского входа. Вручишь послание, оно будет узлами на веревках, и безопасно для тебя: никто не прочтёт. Скоро найдёт тебя Аарон, и даст еды, чтоб мог ты…

Мозе прервал свою речь. Жест отрицания, вырвавшийся у воина, остановил его.

– Пришли другого, – сказал египтянин. Ненависть во взгляде его, брошенном на Аарона, читалась явственно.

– Он мой брат, – ответил Мозе. – Часть сердца моего…

Египтянин пожал плечами.

– Но не моего. Он беглый раб. Он держал в руках жизнь моего ребёнка. И он не отпустил бы меня.

Довольно было и одного взгляда на Аарона, чтобы понять: так и есть. Ответная ненависть очевидна.

Боль кольнула Мозе, ужалила в сердце. И удивление также было чувством, его посетившим. Что не так и почему существует между этими людьми, чего сам Мозе никогда не знал, не чувствовал? Когда тряслась и дыбилась под ними земля, Аарон поднял с земли плачущего ребёнка египтянина, и прижимал его к груди, и держал, и берёг…