– Эй, слышь, не наезжай на него, – сиплый голос сорвался и перешел на кашель, – Кх-х. Зема, будь другом, почитай вслух.

– Не читают это вслух, Женька. Да, ладно, мы теперь все как братья.

На дворе настала осень

И в душе моей дожди.

По тебе скучаю очень,

Только ты сказал мне: «Жди»

Утром жди, когда туманы

Над землей клубятся низко.

И когда кругом обманы

Не бери их к сердцу близко….

…Дни проходят, льют дожди,

Холод, сырость, непогода.

Греют лишь слова твои —

Обещал вернуться скоро»

Ребята молчали…

– Эх, где ты только такую нашел?

– Вот что, Захар, – в наступившей тишине голос сержанта звучал непривычно отчетливо, – Ради неё ты обязан выбраться отсюда. Такие девчонки встречаются раз в жизни и то не у всех. Глупо будет сгнить в этой дыре. Так что, братва, нам тут загибаться никак нельзя. Выше нос, авось прорвёмся!

***

За окном мелькали заснеженные тоскливые пейзажи. Мерный стук колёс баюкал купе, и только молодой военный, лёжа на нижней полке, внимательно смотрел на проплывающие мимо просторы. Прошёл всего лишь год, превративший двенадцать месяцев в судьбу. Захар протянул руку и достал журнал. Как же отвык он от обычной жизни, если простое чтение стало так утомлять его. Или сказывается контузия, или перевелись таланты…

«…Греют лишь слова твои

Обещал вернуться скоро…»

Стоп! Захар мотнул головой и резко сел. Нет! Именно эти строки спасли ему и его товарищам жизнь. Но почему поэтическая страничка подписана Надеждой Романовой? Это ведь Вероника писала письма, от которых становилось тепло на душе, это её строки переписывал весь взвод, это она вселяла надежду в отчаявшиеся сердца. Она, Вероника! Захар перевернул страницу. Маленькая заметка и фотография. Вглядываясь в черточки нежного лица, парню показалось, что где-то он видел эту девушку. Надежда, Надежда… Ну, да! Маленькая соседка выше этажом, присылавшая ему когда-то любовные послания. А он-то думал, что это просто детская влюблённость.

Светлана Николаевна отвернулась.

– Нам не о чем говорить, Вероника. Ты была вольна ждать, была вольна и не ждать. Никто тебя не винит, никто не осуждает. Но правду я скрывать не буду.

– Как же вы не понимаете. Захар любит меня. Даже когда я перестал писать, его письма были полны нежности и страсти. Я знаю, ошиблась. Но Захару зачем знать? Он вернётся, и мы будем счастливы.

– Светлана Николаевна, – медленно, взвешивая каждое слово, произнесла молчавшая до сих пор Надежда, – Я думаю, Вероника права. Главное, что Захар жив, и он должен быть счастлив. Правда причинит ему только лишнюю боль.

– Доброта твоя, девочка, не к добру, – вздохнула Светлана Николаевна.

– К добру, мама, – раздался знакомый голос, – Как же жить на свете без добра и надежды?

Надя подняла голову. Лучистые серые глаза были наполнены так давно ожидаемой ответной любовью.

В комнате тихо играл магнитофон. На пуфе около трюмо сидела юная девушка и аккуратно наносила на губы нежно-розовый блеск. Дверь приоткрылась, и вошла женщина, лет сорока пяти, но явно следящая за собой. На тонкой талии, как влитой, сидел короткий домашний сарафан, на руках блестел недавно сделанный в салоне маникюр, а волосы уложены в модную прическу.

– Куда-то собираешься, Алевтина?

– Да. Выйду, прогуляюсь. На улице хорошая погода. Скоро начнётся зима, а я очень не люблю морозы. Поэтому воспользуюсь последним осенним теплом, – ответила девушка, проверяя содержимое небольшой сумочки.

– Надеюсь у тебя не свидание с этим голодранцем? Ты же знаешь, мы с папой категорически против ваших отношений…

– Мам! — повысила голос Аля. – Его зовут Слава. И он не такой, каким вы себе представляете. Несмотря на то, что Славу воспитывал только отец, он замечательный человек. И добрый, и заботливый, и интересный.