– Вы откуда?

– Из Тбилиси.

– Грузия, вино, цитрусы, горячие мужчины…

– Устал, лечь бы.

– Придется на диване.

– А Вы?

– И я.

– Тогда я не у стены, не люблю носом упираться или в ковер, или в спинку дивана.

Стоило положить голову на подушку – отключился. Видимо, досмотрев телик «отец Фёдор» стал перелазить через меня. Я проснулся. Перебив сон, сразу снова заснуть не удалось. Чужие запахи, сопение и какое-то причмокивание хозяина – раздражало. Я повернулся и взглядом дал понять, чтобы он успокоился. Вдруг, этот божий одуванчик, стал объяснять, что я его неправильно понял. что к нему приходит два раза в неделю соседка, что мне нечего беспокоиться и что я могу спать спокойно. О па, сон сдуло мгновенно. Лежал минут пятнадцать и все думал:

– Может трахнуть его в челюсть, раньше, чем он решит трахнуть меня сонного, а то придется убивать и убегать? Два педика для моей юной, обожающей баб души было слишком. Долго прислушивался, но хозяин вроде заснул. Я уже засомневался, подумал, что зря мужика в педики записал и успокоившись, начал засыпать. Вдруг, как током садануло, этот мудак стал гладить меня и недвусмысленно прижиматься. Тут я, уже не разбирая куда, врезал ему через плечо. Педрило с криком вскочил:

– А говорили, что грузины горячие, а ты ненормальный какой-то, разбил мне нос! Я сейчас милицию вызову!

– А я тебе пока они приедут, яйца отрежу. Иди вон к ушастому на лежанку, и чтобы не шевелился, я спать хочу.

Скуля ЧМО лег к очкарику на раскладушку.

Остаток ночи, конечно, не спал, хотя никто не мешал, даже носки уже особо не раздражали, но близость сразу двух педрил настораживала и дожидаясь утра, просто лежал. Поднялся я часов в пять, оделся, взял сумку и ушел, не заплатив и не закрыв дверь.

Вот так и произошло моё первое знакомство с «голубой Москвой», хотя педиков, тогда еще ни голубыми, ни геями, вроде, не называли.

Скоро я был в метро, потом и на Ярославском вокзале. Планы были нарушены, решил ехать к Маше сразу. Приехал в Мытищи где-то в районе восьми часов.

Представьте суббота, люди спят, а я, не предупредив, спозаранку, как снег на голову. Купил на вокзале какую-то булку и медленно уминал её, убивая время на скамейке перрона. Часам к девяти отправился на поиски Маши. Язык довел быстро, но вот войти в калитку огороженного забором частного дома и стучать в двери я не решился, прогуливался у калитки и вдруг из дверей вышла… да-да, Маша в тельняшке.

Калитка была с меня высотой. В прорехи крыльцо хорошо просматривалось. Меня, конечно, сквозь них было видно, но вот опознать – вряд ли.

Маша, стоя на пороге, вытряхивала половик и сосредоточено смотрела на калитку. Потом вдруг бросила половик, присела на крыльцо и прикрыв ладонью рот, замотала головой.

Я тихо её позвал:

– Маша, это я, Юра.

Маша, всплеснув руками, бросилась к калитке, повторяя:

– Я знала, знала, знала, что это ты!

Калитка открылась и Маша мгновенно повисла у меня на шее.

– Ты зачем прятался, хотел испугать меня, да? Почему не предупредил? Я бы встретила. Ты плохой мальчишка! Все думала, когда же ты сдашь все экзамены. Я о тебе рассказала, все уже умирают от любопытства. Заходи.

Наконец то все жуткое позади. После мытарств в Москве – голода, бессонной ночи с педиками в вонючих носках, я оказался рядом с той, к которой ехал. Красивая девушка, в тельняшке прекрасно облегавшая все прелести её фигуры обнимала меня за шею. Я чуть не заплакал, она пахла чистотой и окрошкой!

– Маш, покорми меня, – единственное, что я мог сказать уже дрожащим голосом.

Дома, Машины родители с любопытством молча посматривали на «грузина». Мама работала вместе с Машей на вагоностроительном заводе в Мытищах и еще где-то работала, папа, как потом оказалось, был «Ворошиловским стрелком» моих трёшек. Были еще две сестренки, младше и старше Маши, обе были замужем, жили в домах по соседству. Да, еще была бабуля, она все время была как бы в тени, но постоянно на чеку.