Только, ради бога, не демонизируйте варакушек: это не монстры. Никого не бьют и, тем более, не убивают. Просто в борьбе за территорию прибегают к услугам личной гортани. Если бы хомо сапиенс для достижения собственных целей использовал только парламентские дебаты, на земле, по крайней мере, не было бы войн. Варакушки на самом деле очень милые птички, и разговор о них я поведу в других рассказах.

После того как варакушка угомонится, коноплянка оживает, смелеет, снова выскакивает на сцену с нежными песнопениями, намекая хлопочущей где-то по соседству самке, что он готов к утешительной пахоте на ниве умножения популяции реполовов. Горести позабыты, начинается вторая серия любовной истории с новыми композициями, с поцелуями на проводе. Прозаически выражаясь, зачатие нового в это лето выводка. Вот так и здравствуем, словно в большой коммунальной квартире, где всё на виду, вперемешку – с любовью и склоками.

Закончив дела в домике, я приступил к весенней уборке сада. Неожиданно на яблоне приметил незнакомую пернатую парочку. Они у меня появились впервые, и как их звать-величать, я не знал. Самец, яркий, зеленовато-оливкового цвета, бросился в глаза издали. В бинокль были видны толстый, типичный для зерноядных птиц светлый клюв и серые бакенбарды по щекам. В крыле заметны жёлтые перья. Самочка поскромнее, более буренькая, но тоже с заметной прозеленью. Птички сидели спокойно, отдыхали, слушали пламенные певучие речитативы коноплянок, наблюдали идиллическую картину птичьего бытия в моём расчудесном саду. Возможно, размышляли, не бросить ли здесь якорь, – места-то всем хватит.

Вечером я, конечно, узнал их имя. Зеленушки. Птички распространены широко. На севере – перелётные, на юге, в том числе и у нас, – кочующие. Зовут их ещё лесным кенарем. Гнездятся на опушке леса или в садах, гнездо вьют на приличной высоте – от двух до четырёх метров. Мой сад вполне подходил для того, чтобы в нём обосноваться: и яблони высокие, и, самое заманчивое, туи рослые и густые. Привязанность к привычным для обитания местам (в науке это называется филопатрия) у них выражена слабо, так что клюнуть на мои туи вполне могли. Именно в таких густых хвойниках они и размножаются. Жаль, что сад невелик, забегая вперёд, скажу, что больше я их в саду не увидел. Да и коноплянки активно намекали на то, что наличествующая жилплощадь не резиновая.

Зеленушки

Самочка-коноплянка около калитки тоже бегала с травинками и пушинками в клюве и уносила свои стройматериалы в кустарниковую кучу. А я планировал сжечь этот прошлогодний хворост. Гнездо не достроено, яичек, тем более, в нём нет. Большого урона коноплянкам я бы не принёс – построили бы новое гнездо, это часто случается. Но получилось бы совсем негостеприимно. Птички-то доверились мне, не подозревая подвоха. Пришлось перенести уборку кучи на июнь, когда птенцы покинут гнездо.

На обратном пути к железной дороге я решил проведать широкую и густую лесополосу, составленную из клёна и тополя, где надеялся встретить какую-никакую пичужку. Подойдя к посадке, с удивлением увидел сугроб высотой не менее двух метров, следствие длинной, надоевшей нескончаемыми снегопадами зимы, набравшей не только рекордное количество осадков, но и несчётное чередование оттепелей и заморозков, отчего снег слежался так, что наст держал человека не хуже асфальта.

Ошарашенный, я шёл по снежному валу, накопленному лесополосой за эту необыкновенную зиму, запросто мог рукой достать до гнезда сороки и гнал перед собой стаю птиц, как мне показалось, с красными грудками, но не коноплянок. Коноплянки посубтильнее, лётный почерк у них особенный, порхающий, легко отличимый. Да и, как я недавно убедился, реполовы уже завязали со стайным зимним сосуществованием – разбились на пары, предавались любви и строительству. Это было самое настоящее зимне-весеннее чудо. Снег очевидно здорово сел. Я даже представить не мог, каким же был сугроб в разгаре зимы. В безлистном лесу птицы хоть и пытались спрятаться в переплетении веток, но внимательному взору нет-нет да и открывались их простенькие убежища, а место следующей после перелёта посадки было видно издали. В стайке получилось заснять овсянку, щегла, но основными моделями стали зяблики.