Волосы я опять распустила.

- Вы закончили, Сергей Георгиевич? - делаю вид, что мне неинтересно стоять здесь и с ним разговаривать. Потрясаю конспектом. - Так-то тут очередь.

Кроме меня тут никого, Сергей это видит. Его взгляд останавливается на моей руке, с зажатой в ней тетрадью.

Он вдруг ухмыляется.

Тоже смотрю на конспект и вздрагиваю.

Это не тетрадь, это...

- "Мой малыш и я", - читает название Сергей и выхватывает у меня журнал с беззубым карапузом на обложке. Мельком пролистывает его, убеждается, что там все про ребенка. - Это что?

- Это про тех, кого ты терпеть не можешь, - выдергиваю у него журнал. - Ты таким тоже когда-то был, представь. Вот, - сминая странички, торопливо толкаю журнал в сумку. - Работу научную пишу. Исследование психологическое. Называется "Отцы и дети".

- Так это плагиат, Ева, - Сергей кивает. - На Тургенева. Ты лучше другую тему возьми, - он плотнее зажимает подмышкой дипломат и разводит в стороны руки, - сказ о том, как серая мышь поверила в себя и стала стервой.

- Готово, - зовет его продавец, и он отворачивается, и не видит, как у меня слезы на глаза набегают.

Опускаю голову и смахиваю их, неловко пячусь назад.

Зачем я к нему подошла, дура, знала ведь, что все кончено, такие, как Сергей не меняются, я поняла это еще год назад.

Но все равно надеялась.

А ему просто удобно теперь. Обвинять меня в выдуманных грехах, грязно намекать на Богдана, которого он первый и последний раз в жизни видел.

Я ему надоела.

И он от меня избавиться захотел.

- Серега, здарова, - гаркает за спиной знакомый голос, и я в удивлении оглядываюсь.

Нет, не показалось, это они. Вадим и Артем. Вырядились в строгие костюмы, а наглые широкие улыбки с лиц не стерли.

- Как на выходных погудели? - парни равняются с Сергеем и обмениваются рукопожатиями. - А мы с Вадей готовились. Аспиранты, все серьезно. Сегодня первый день.

Они замечают меня.

И взгляд Артема загорается.

- О, детка, ты как после субботы? - он делает шаг ко мне и широким жестом цапает в объятия. - Серый, ты бы видел, как она накидалась. Начали с шампанского, потом за вином сбегали, а ночью уже коньяк глушили.

Выпутываюсь из его рук и хочу возмутиться, что не было такого, пусть не врет, я их почти сразу выставила.

Но взглядом натыкаюсь на замеревшего Сергея, и вскидываю подбородок.

Пусть думает, что хочет.

И он думает. Небрежно прижимает к груди документы, смотрит на парней.

- Под утро только ушли от нее, - весело рассказывает Вадим и тихо смеется. - Давно у меня такого с девочками не было. Влюбился, кажется. Ева, - он роется в кармане и достает пачку сигарет. - Пошли покурим, поболтаем.

У Сергея такое лицо, оно цвета стены, то ли белое, то ли серое, и глаз дергается.

Мстительно отмечаю, что ему неприятно, и мне чуть-чуть легче становится.

- Ева не пойдет, у нее тут дела, - хмуро бросает он парням и отступает в сторону. - Распечатывать рвалась? Вперед.

- Да я сначала покурю, правда, - ляпаю, любуюсь, его изумлением. И решительно натягиваю ремешок сумки на плече. Киваю парням. - Идем.

СЕРГЕЙ

Яру я так и не смог ничего рассказать.

Слабак.

Сидели с ним, с его родителями, и с моими, которые приехали следом. Отмечали возвращение друга домой, и чувствовали себя паршиво. И я, и тетя Инна. Переглядывались при каждом упоминании Евы, как заговорщики, читая в глазах друг друга: «Еще пять минут, и надо рассказать».

- На днях я вас познакомлю нормально. Ева застеснялась, не стоит ее торопить, - на прощание сказал друг родителям. – Мам, я знаю, что у вас что-то там не задалось, но ты уж будь помягче.

- Хорошо, сынок. Буду, - она погладила его по щеке на прощание, и вышла из квартиры.