– Не надо, – улыбаюсь ему я.

– Но я же знаю, что ты…

– И я знаю, что я, – говорю ему, и внутри разрастается что-то щемящее и уплывающее. – Знаю, что ты знаешь. Это были самые счастливые пять лет в моей жизни. Но теперь мы выросли…

Я запнулась, я не знала, что сказать.

Он засмеялся, обнял меня, чмокнул в висок и сказал:

– Пойдем, верная моя подруга. Пора идти. Увидимся на работе.

– Так ты это хотел мне сказать?! Ты устроился в эту же гимназию? – я чувствовала себя полной дурой.

– Ну, не только это. Идем же, нас все заждались.

Мы гуляли всю ночь напролет всем курсом. Он смотрел на меня, улыбался, и мы оба знали: то, что было между нами, оно останется, несмотря ни на что.

Я была счастлива.

Домой меня провожал Его лучший друг с физфака, первый спортсмен нашего института. Но это уже совсем другая история…

Тем летом я отдыхала на набережной каждый день. Приходила и сидела тихонько на лавочке под деревом. Иногда брала с собой книгу, иногда альбом и карандаш. Мимо мчались люди: на работу, на дачи, в гости, на пробежку – и так с утра до вечера. Иногда я за ними наблюдала, а иногда, наоборот, – ничего вокруг не замечала.

Тогда я еще очень много писала. В основном стихи, рассказы – так, мелочи.

В четверг третьей недели августа, как назло, у меня закончился карандаш – я не смогла его подточить: он распался на остаток грифеля и кусочек деревяшки. Это был последний твердо-мягкий карандаш среди моих запасов, поэтому я решила дойти до ближайшего книжного. Когда вернулась, МОЯ скамейка была занята. Ни разу за два с половиной месяца НИКТО не сидел на МОЕЙ скамейке!

Я узнала его сразу. Как же не узнать. О нем говорили. В нашем большом и не очень городе его знали многие. Более того, я не раз видела его в компании моих друзей. Ну и, конечно же, самое главное: его последним романом были заставлены стенды всех книжных. У него было 5 романов, за два из них он получил литературную премию.

Я не читала ни одного.

Не потому, что он мне не нравился как автор или человек. Я его не знала. Я остерегалась читать книги современных авторов, чтобы вдруг не «подхватить» чей-то стиль. Я искала свой.

Он сидел на краю скамейки. Я подумала, что можно и сесть. Он ведь явно тут не задержится.

Открыла альбом, посмотрела на строчки, которыми заканчивалась последняя глава моего нового рассказа, который я определенно считала лучшим из всех моих:

«Но это уже совсем другая история…»

До сих пор, перечитывая тот рассказ, я с ума схожу: у меня мурашки бегают по всему телу и предательски болит под ребрами, колет в кончиках пальцев и в ушах горит.

Тогда я, конечно, думала о другом: «Какая другая история? Нет никакой другой…» Но я была автором, я заканчивала историю, и я закончила ее так, как было нужно мне. Более того, сейчас понимаю: мне это было жизненно необходимо.

Я перечитывала строчку за строчкой, временами улыбалась и грустила и совсем забыла, что кто-то рядом со мной сидит.

– Хорошо пишете, – напомнил о себе «известный» незнакомец.

– Вы что, подглядывали? – покраснела я.

– Ну нет, что вы, случайно прочитал отрывок из первой главы, потом подумал, что личное, и перестал. Но мне интересно, что дальше.

– Ну… я рада за вас, – я сама от себя не ожидала такой резкости.

– Да ладно вам, давайте я лучше представлюсь, меня зовут…