Застыв в полуметре от открытого нараспашку класса, я убрала литературу обратно в сумку и глубоко вдохнула. Выдохнула. Еще раз вдохнула.

– Лиз, ты чего? – вынырнул прямо передо мной, словно наполовину вкопанный, мальчик в круглых очках и съехавшим на бок фиолетовом галстуке.

От неожиданности я сильно дрогнула, выронив сумку и тут же подняв ее. Это был Оробов. Сосед мой по парте. И бывший.

– Все хорошо, Миш, – наводя в поклаже порядок, отвечала я и корчила довольную физиономию. – Ты что-то хотел?

– Да нет. Просто слышал, ты получила шанс сыграть в юношеской команде одного из лучших клубов страны. Это правда?

Я резко кивнула.

– Поздравляю! – вскрикнул он с таким ярым восторгом, что на нас все обратили внимание. Мне вновь стало дико неловко.

– Спасибо, – сухо ответила я, все еще копошась среди трех учебников.

Миша зашел в кабинет. Я подняла глаза и за ним. Гомон этих бешеных восьмиклассников мгновенно перевоплотился в выполнение четко отданного приказа: «Соблюдайте тишину, господа учащиеся». Мы сели за первую парту второго ряда и, казалось одновременно, тяжело сглотнули, образовавшийся от волнения, ком. Знаете, если Эверест благодаря своей высоте в пиковой точке может пронзить фюзеляж, одураченного радарами, Боинга, то длиннющий интерес 8 «В» класса к моему переезду, да и что тут говорить, всей школы в целом, мог запросто проткнуть мое сердце. Я чувствовала его где-то вблизи. Ситуация, которая по первоначальным оценкам должна была окунуть меня в позитив, обернулась граненым стаканом, доверху наполненным смрадной энергией.

– Воу, Лаврова! – ударив носком туфли по моему стулу, с задней парты, протараторила, пожалуй, самая взбалмошная в нашем коллективе, девчонка. – Ты что это, покидаешь нас?

Повернувшись, я увидела ее самодовольное личико, жадно жующее, судя по аромату, яблочную жвачку. «Она отвратительно смотрится», – подумала я, но всем своим видом демонстрировала спокойствие.

– Вроде того.

– Круто тебе. А в какой город?

Ее манера вести диалог и ужасное чавканье все сильнее выводили меня из должного равновесия. Но я держалась. Кристина тот еще провокатор.

– Тольятти. Там одна из лучших гандбольных школ…

– Да понятно, понятно, – перебила она с явно отсутствующим интересом. – Ты же у нас спортсменка хоть куда! А вы всей семьей собрались переезжать?

Все сидели тихо и смотрели на нас. Мои глаза заморгали, будто в табачном дыму, а нога нервно постукивала о железный каркас деревянного стула. Ей было совершенно все равно кто и куда будет переезжать. Она тупо играла на публику. Мне так и хотелось сказать: «А какая тебе, собственно, разница, мерзкая обезьяна?!» Но самоконтроль брал верх и я, склонив голову на бок, протянула неспешно:

– Нет. Отец…он остается здесь.

Сдвинув брови, Кристина взялась за простой карандаш.

– Они развелись, что ли?

– Нет, просто… – выдумывала я, глядя на, недавно побывавший в строгалке, графит между ее утонченными пальцами. – У папы есть кое-какие незаконченные дела.

– Ааа…ну все ясно, – презрительным голосом добралась она, якобы, до разгадки. – Папаша то твой не промах! Согласна, – заболталась, как на великоватом стержню шарнире, ее голова. – Однообразие надоедает. Нужно как-то его разбавлять. Девчонками помоложе, например, да?

Вкупе с последним сказанным предложением, она демонстративно смяла в ладонях свою ранеткоподобную грудь. Это было последней каплей. Переполненная безудержной ненавистью, я кинулась на нее через парту. Миша успел схватить меня обеими руками за талию, но мои пальцы гневно вцепились ей в волосы, а уста зашипели так, как шипят только змеиные, угодив в ловушку.