В распахнутое окно яркими лучами било солнце. На небе не было ни облачка. Видимо, все облака точно сгустились над нашей семьей. И они вот-вот превратятся в тучи и молнии. Нет, ну я ожидала, что папа как-то остро среагирует, но что бы так! Еще и обозвал Патриса… Нужно будет как-то исправить ситуацию. Но как? Я запахнула шторы. В комнате наступил полумрак. В темноте мне как-то проще думать. Но сколько бы я ни старалась, правильных мыслей в мою голову не пришло. От бессилия придумать что-то стоящее, я уткнулась лицом в подушку и попыталась заплакать. Но, как и умных мыслей не появилось, так и слез.

Исправить ситуацию… Как, если Патрис меня раздражает с первой секунды? Ну, и мы не лучше! Не думаю, что его первое впечатление о нас слишком хорошее. Знакомство вышло как в лучших комедиях – сумбурное, нервное, с обзывательствами.

Страшно подумать, что будет дальше. Не могу поверить, что папа разрешит оставить Патриса у нас дома. Скорее всего, он снимет ему номер в отеле, чем позволит быть в соседней комнате со мной.

Почти незаметно наступил вечер. Несколько часов никто не выходил из своих комнат. Что в квартире остались живые, выдавали тихие шаги в сторону туалета (и обратно) и звуки воды из крана. Я понимала, что нужно как-то проявить учтивость к Патрису – как минимум сказать пароль от Wi-Fi, – но мне было… Страшно? Неловко? Все вместе?

– Тая, пойдем ужинать, – сказала мама, заглянув в комнату, и тихо добавила: – И Патриса позови.

– Я не хочу его звать, – тоже шепотом пробурчала я. – Позови сама.

– Тая!

– Мама!

– Тая!

– Хорошо!

Я сдалась. Ну что я действительно веду себя как дура. Он, наверное, сидит в тишине и боится даже выглянуть из комнаты. Подойдя к двери, я негромко постучалась. В ответ – тишина. Интересно. Я постучалась громче – тишина. Умер, что ли? Как можно тише я приоткрыла дверь и, сделав маленький шаг, заглянула в комнату. Не знаю, что я ожидала, но Патрис свернулся калачиком в обнимку с плюшевым медведем и мирно посапывал. От этой картины у меня ненадолго перехватило дыхание – все-таки он ничего. Особенно, когда молчит или спит.

– Qui est là? – вскрикнул Патрис, резко проснувшись от скрипа двери.

– Извини, не хотела тебя пугать! Просто мама приготовила ужин…

– Я не заметил, как уснул. – Патрис пошарил по тумбочке рукой в поисках своих очков. – От трапезы я не откажусь.

«Трапезы»… Он точно меня доведет.

– Лучше сказать «ужин», – я выдавила улыбку. – Ждем тебя на кухне.

Когда я вошла на кухню, папа сидел с серьезным лицом и читал газету (где он их вообще находит?), а мама порхала между столом, плитой и холодильником. Я присоединилась к маме и постаралась максимально аккуратно расставить тарелки и стаканы. Порхать, конечно же, у меня не получается, я больше похожа на корову на льду, но в этот раз я даже ничего не разбила. Маленькая, но победа! Еще с детства ко мне привязалось прозвище Катастрофа, с легкой подачи Ба, потому что я постоянно что-то ломаю, роняю, ударяюсь. Но я не обижаюсь. Какой смысл обижаться на правду?

Патрис зашел на кухню, и мы обомлели – он переоделся к ужину. На нем были светло-голубые джинсы, белая рубашка и венец образа – розовые носки с желтыми утятами. Вот же странный… Или это мы странные, что на первый совместный ужин вышли в домашней одежде? Родители были в парных серых плюшевых костюмах, а я в шортах и футболке.

– Как вкусно пахнет, Вероник Львовн! – Патрис сделал глубокий вдох.

– Спасибо, Патрис. Садись, где тебе будет удобно.

Он обвел взглядом стол и сел напротив папы, видимо, побоялся быть с ним рядом.

А мама расстаралась! И когда только успела приготовить столько еды? На столе был свекольник, мой любимый салат «Цезарь» с красной рыбой, лепешки с брынзой и зеленью и холодный малиновый чай с мятой.