Мы облазили весь вагон, но Плутика так и не нашли. Я сильно расстроился: второй раз за день Плутик ухитрился нас провести.

Трамвай доехал до конечной остановки. Когда все пассажиры вышли, кондукторша сказала:

– Сейчас поедем в депо. Ночью в вагонах уборщицы будут прибираться и найдут вашего хомяка. Я сообщу о нем уборщицам. Так что приходите завтра.

Я стоял в нерешительности – как можно вернуться домой без Плутика?!

– Иди, иди! – подтолкнула меня кондуктор. – Уж скоро ночь, сейчас его все равно не найдете. А уборщицы найдут.

Дома я не находил себе места. Смотрел на пустую клетку и еле сдерживался, чтобы не заплакать. А утром чуть свет прибежал в депо, и сторож вручил мне Плутика… в большой стеклянной банке.

– Принимай путешественника, – сказал. – И в следующий раз грызуна в коробке не вози. Только в клетке. Или вот так, в банке.

С тех пор я вообще Плутика никуда не возил. Я понял: он домашнее животное и лучшее путешествие для него – «петля» по комнате.

Однажды, шагая по своему обычному комнатному маршруту, Плутик нашел на полу деревянную линейку. Это была для него слишком тяжелая вещь, но все-таки он полез с ней по занавеске. И для чего она ему понадобилась – непонятно. Ну не измерять же свое жилище?! Скорее, по привычке – я же говорю, он был запасливый, хозяйственный. Он уже долез до края стола, как вдруг сорвался и шлепнулся на пол. Подняв Плутика, я увидел, что у него на одной задней лапе содрана кожа, а другая сильно скрючена. Я встревожился и побежал с Плутиком в ветеринарную лечебницу.

Осмотрев Плутика, врач сказал:

– На одной лапе сильный перелом. Придется ампутировать. Но ты не огорчайся: ему ведь не надо прыгать. А ходить он и на трех сможет.

Так и стал Плутик инвалидом. Его рана быстро затянулась, и вскоре он уже гулял по своему маршруту, только теперь постукивая культей. И по этому стуку я всегда знал, где он находится.

Днем, когда я был в школе, Плутик чаще всего спал, а вечером, когда я садился за уроки, просыпался и проходил «петлю». Потом шебуршил, хозяйствовал в клетке. Он занимался своими делами, я – своими. Случалось, мне не хотелось делать уроки, и я подолгу наблюдал за Плутиком. А он без устали деловито все что-то перекладывал, прятал, прикрывал газетами, приводил свой внешний вид в порядок. Я смотрел на него, и мне становилось стыдно за свое лентяй-ство. Плутик как-то заражал меня трудолюбием.

Мы с Плутиком все сильнее привязывались друг к другу. После школы я уже не засиживался у приятелей, как раньше, а спешил домой. И Плутик скучал по мне. Отец говорил:

– Когда тебя нет дома, Плутик не выходит из клетки и ничего не ест.

Он прожил у меня два года. Лазил по клетке, ходил по «петле», смешно набивал полные щеки семечками и орехами, сосал воду из трубки-«градусника», делал запасы, обустраивал «спальню». Но с каждым месяцем все реже выходил из клетки, а потом и из «спальни» стал вылезать редко. Он спал все больше и больше и как-то незаметно однажды заснул навсегда.

В десять лет меня называли «профессиональным выгульщиком В то время мы жили на окраине города, в двухэтажном деревянном доме, в котором многие жильцы имели четвероногих друзей. Вначале в нашем доме было две собаки. Одинокая женщина держала таксу Мотю, а пожилые супруги – полупородистого Антошку. Мотя была круглая, длинная, как кабачок. Хозяйка держала ее на диете, хотела сделать «поизящней», но таксу с каждым месяцем разносило все больше, пока она не стала похожа на тыкву. А вот Антошка был худой, несмотря на то что ел все подряд.

Жильцы в нашем доме считали Антошку симпатичней Моти.