К утру пурга стихла. Небо очистилось. Из-за леса вышло солнце, которое после хмурой метели казалось особенно ярким. Вокруг лежали искристые, ослепительно-белые, с голубоватыми тенями, сугробы.

Светлому дню обрадовались птицы, давно прижившиеся в деревне. По-зимнему коротко тенькали синицы, деловито чирикали воробьи, по шершавому стволу сосны вверх-вниз сновал поползень. На рябине ещё висели ягоды, и на дереве расселась на кормёжку стайка красногрудых снегирей. На телеграфный столб около дома села сорока и самозабвенно и громко стрекотала— то ли радуясь светлому утру, то ли беспокоясь из-за близкого присутствия людей. На сосне около дома кормилась шишками белка. От вылущенных ею семян медленно падали на снег легкие крылышки, вращаясь в легком танце, мелькая серебристыми блестками в лучах утреннего солнца.

Для расчистки заваленной снегом дороги пришлось заводить старенький трактор-бульдозер. Долго возились с застывшей на морозе машиной: грели её паяльной лампой, обливали мотор горячей водой. Наконец трактор завёлся, выпустив в ясное небо чёрную тучу едкого дыма. Снег выпал глубокий, и, чтобы расчистить дорогу для машины, пришлось два раза проезжать на тракторе до главной дороги.

Охотовед уехал, а на станции начались новые хлопоты: поступивших медвежат нужно было определить на жительство…

Жизнь на Биостанции начиналась непросто. В декабре, под самый Новый год, в старом доме, когда-то построенном лесником из добротной сосны, разобрали огромную, занимавшую пол избы русскую печь. На её месте решили сложить современную печку— с плитой, обогревателем и сушилкой. За работу взялись научные сотрудники Заповедника, едва имевшие представление о печном деле. Главным печником стал я сам. Решил сложить печь с сушилкой, обогревателем и со сводами, чтобы можно было при надобности и хлеб испечь. На улице стоял мороз, и глину для раствора месили в большом чугунном котле, под которым беспрестанно горел костер. Кирпичи и раствор для строительства печки подавали через окно, которое постоянно оставалось открытым. От этого по избе гуляли сквозняки, и было холодно. От мороза глиняный раствор, на котором клали кирпичи, мог замёрзнуть, и тогда все труды по строительству печки окажутся напрасными: как только печь нагреется, раствор растает и как кисель вытечет из-под кирпичей. Если после этого печь не развалится, то топить её все равно станет невозможно— из всех щелей повалит дым. Поэтому, работали быстро – и днём, и ночью. Когда, наконец, закончи ли работу и растопили печь, все ликовали! Печка весело потрескивала дровами, из трубы вился сизый дым, на плите засвистел на разные голоса закипающий чайник. Прогревшаяся печь начала сохнуть, от неё повалил пар, от которого в избе повис густой туман, но это уже не могло испортить нам хорошего настроения.

Позже я пристроил к печке камин. Небольшой, шириной около полуметра, он загадочно гудел ярким живым пламенем, как бы напоминая новым жильцам о тех временах, когда огонь костра был главным святилищем, определявшим саму возможность выживания человека в дикой природе.

На биостанции началась работа. Но в самой середине зимы случилась беда: сгорел старенький трансформатор. Семь долгих месяцев в деревне не было света. Но работа ученых на Биостанции привлекла внимание людей. Торопецкие специалисты не только установили новый трансформатор, но и провели к деревне новую электрическую линию на прочных бетонных столбах, заменили в деревне все старые деревянные столбы на новые и натянули новые провода. С тех самых пор с электричеством в Бубоницах проблем не было.