У него по-прежнему осталась мальчишеская улыбка.

– Держу пари, присяжные в тебя влюбились.

– Влюбились – это слишком сильное слово. Пожалуй, преклонялись. – Он рассмеялся, и в смехе она тоже услышала мальчишку. – Я защищал генерального директора большой корпорации, и когда добился оправдательного вердикта, все юристы в моей фирме, чьих клиентов схватили за руку, когда они запустили ее в общий котел, или чьи родственники слишком много пили на рождественском корпоративе, пришли ко мне. Это вылилось в более серьезные дела по преступлениям белых воротничков, и я сам не заметил, как получил хорошую практику. – Он наклонил голову, словно рассматривая Трейси. – Ладно, теперь твоя очередь. Детектив по убийствам? Круто. А что случилось с преподаванием?

Она отмахнулась.

– Тебе будет неинтересно слушать об этом.

– Нет, давай, давай. Я тебе рассказал о себе, теперь ты выкладывай. Разве ты не мечтала стать учительницей старших классов в седар-гроувской школе и воспитывать там детей?

– Не смейся.

Он усмехнулся.

– Эй, я ведь теперь здесь живу. А ты всегда говорила, что будешь учительницей и что вы с Сарой будете жить по соседству.

– Я работала учительницей, один год.

– В седар-гроувской школе?

– В Драчливых Росомахах, – ответила она и согнула пальцы, как когти.

– Дай угадать. Химичкой?

Трейси кивнула:

– Угадал.

– Конечно, ты была такая зануда.

Она изобразила негодование.

– Это я-то зануда? А ты сам?

– Я был лопух. Зануды, они умные. Тут есть тонкое различие. А у тебя как – муж, дети?

– Разведена. Детей нет.

– Надеюсь, это закончилось лучше, чем у меня.

– Сомневаюсь, но, по крайней мере, мой брак продолжался не так долго. Ему казалось, что я ему изменяю.

– Казалось?

– С Сарой.

Дэн насмешливо посмотрел на нее.

Почувствовав, что настала пора, Трейси сказала:

– Я ушла из школы и поступила в полицейскую академию, Дэн. Более десяти лет расследовала убийство Сары.

– О!

Она открыла портфель, вытащила папку и положила на стол.

– У меня были целые фуры показаний, протоколов допросов, полицейских отчетов, вещественных доказательств и прочего. Не было только судебно-медицинской экспертизы захоронения. Теперь есть и она.

– Не понимаю. Ведь кого-то посадили, верно?

– Эдмунда Хауза, условно освобожденного насильника, живущего со своим дядей в горах близ города. Хауз был легкой добычей, Дэн. Он провел шесть лет в Уолла-Уолле после признания виновным в сексе с шестнадцатилетней школьницей, когда ему самому было восемнадцать. Сначала его обвинили в изнасиловании первой степени и похищении, но встал законный вопрос о допустимости некоторых доказательств, найденных в сарае, где он держал ее против ее воли.

– Не было ордера на обыск?

– Суд настоял, что сарай был частью дома и полиции нужен был ордер. Доказательства были скомпрометированы, и судья счел их незаконными. Прокурор сказал, что у него не было никакой возможности подать апелляцию. После пропажи Сары Каллоуэй сразу нацелился на Хауза, но у него не было никаких надежных свидетельств, чтобы опровергнуть заявление Хауза, что в ту ночь он был дома и спал. Его дядя работал в ночную смену на лесопилке.

– Так что изменилось? – спросил Дэн.

Рой Каллоуэй выглядел встревоженным.

– Мне нужно поговорить с твоим отцом, – сказал он, шагнув мимо Трейси, чтобы постучать в раздвижные двери кабинета.

Не дождавшись ответа, он раздвинул двери. Отец поднял голову от стола, его взгляд был затуманен, глаза налиты кровью. Трейси вошла и убрала со стола открытую бутылку виски и стакан.

– Папа, пришел Рой, – сказала она.

Отцу потребовалось время, чтобы надеть очки, он сощурился от резкого света, проникавшего сквозь свинцовые стекла окон. Он не брился уже несколько дней. Его волосы растрепались и отросли ниже воротника измятой и заляпанной рубашки.