– Да, в таком случае, это дело, может быть, уладится, и я очень тебе благодарен за то, что ты его придумал.

– Ну, так и переговори с ней сегодня вечером.

– Хорошо, я подумаю.

– При этом подумай также, что шитье рубашек не дает положения в свете. Я ведь уж многое знаю из дела. Может быть, она станет смеяться надо мною, но я многое видел, хоть и не внимательно смотрю. Я знаю, что близко то время, когда машина будет делать в один день столь ко, сколько сотне швей не сделать в неделю. Взгляни хоть на индийские кашемиры и шали. Для того чтобы соткать одну шаль, над нею трудится вся деревня в течение полугода, тогда как лионские ткачи выделывают ее всего в один день. Следовательно, для Кармелиты необходимо приискать такое занятие, которое, в случае если граф де Пеноель не позволит своему сыну жениться на белошвейке, могло бы гарантировать ее существование.

Коломбо смотрел на Камилла со слезами на глазах.

– Я никогда не видел тебя таким серьезным, доб рым и рассудительным, – сказал он. – Благодарю тебя, потому что знаю, что тебя воодушевляет наша дружба.

Но Камилл как бы не обратил на эти ласковые слова ни малейшего внимания.

– Ты, кажется, говорил мне, что она любит музы ку? – продолжал он.

– Страшно любит! И даже, кажется, сама недурно играет.

– Ты слыхал, как она поет или играет?

– Нет, никогда. У бедняжки нет инструмента.

– Ну, так надо завести.

– Это каким же образом?

– Я еще и сам не знаю, но говорю тебе, что инструмент у нее будет.

– Вот ты и всегда так, Камилл, – сейчас же заходишь слишком далеко.

– Нет, на этот раз, чтобы доставить ей инструмент, я не только не пойду далеко, но даже не встану с места: мы отдадим ей твой.

– Как это мой?

– Очень просто.

– Да ведь это какие-то цимбалы.

– Вот именно поэтому его и следует отдать.

– Как, ей – этакую дрянь! Ну, что это?!

– О, до чего ты глуп, мой милый!

– Мерси!

– Ну, прости, это только дружеское замечание… Но, да пойми же ты, наконец!.. Я тебе тысячу раз повторял, что терпеть не могу твой инструмент и что он для меня слишком высок… А какой у нее голос?

– Контральто.

– Ну и отлично! У тебя баритон, – мы переменим твой инструмент. Я отложу пятьсот франков, и у тебя будет чудеснейший рояль. Это ведь не дождевой зонтик, и им очень свободно могут пользоваться двое и даже трое.

– Но, Камилл…

– Да это уже сделано, – рояль куплен и завтра его принесут сюда.

– Ведь ты врешь, Камилл?

– Нет, не вру, – это именно так и есть, как я имел честь тебе доложить. Я хотел устроить тебе этот сюрприз к твоим именинам; однако так как они уже прошли, то я отложил его до дня твоего рожденья; но так как рожденье твое не наступило, а мне все-таки надоело возиться с инструментом, который для меня слишком вы сок, то я и сделаю тебе этот подарок завтра, т. е. ко дню рождения твоего отца, дяди, тетки или кого-нибудь из кузенов… Ну, да, черт возьми! Ведь мог же кто-нибудь из твоих родных родиться завтра.

– О, Камилл! – вскричал до слез тронутый бретонец. – Благодарю, благодарю тебя!

Камилл вскоре в точности исполнил все, что задумал и обещал Коломбо.

Кармелита, просмотрев счета молодого щеголя, не от казалась принять плату, которую он ей предлагал за рубашки своего заатлантического друга, и с этого дня в ее квартире появились некоторые признаки достатка. Относительно же инструмента она сдалась не так легко, но по настояниям Коломбо, к которому чувствовала дружеское уважение, наконец согласилась.

Она пошла даже еще дальше и стала по очереди брать уроки пения то у Коломбо, то у Камилла.

Кармелита легко и бегло разбирала ноты с первого взгляда; туше