– Любой скажет так.

– Любой скажет так, – откликнулись три голоса.

* * *

Комендант лагеря майор Захаров принял Сейна практически сразу, как только тот пришёл. Сторки очень редко просили об аудиенции, отведённый для такого обязательный час в день ничем особо заполнен не был, и на вошедшего Сейна майор смотрел с некоторым интересом, который – по мере того, как мальчик очень спокойно и обстоятельно излагал своё дело – разбавлялся настоящим удивлением. Захаров был коротко, «ёжиком», как говорят земляне, стриженый, плечистый, с грубыми чертами лица, ещё более проигрывавшими от того, что вся правая сторона этого лица была испещрена шрамами, видимо, плохо поддавшимися восстановительной хирургии и терапии. Глаз у майора уцелел, но, видимо, были повреждены голосовые связки, отчего голос его казался каким-то механическим.

– Работать? – Захаров смерил мальчика-сторка внимательным взглядом этого самого единственного глаза. – Что за шутки?

– Это не шутка, – сухо ответил Сейн. – Я бы хотел устроиться на работу. Такая возможность, как мне известно, есть.

Майор сплёл пальцы на крышке стола, постучал ими о столешницу. Спросил коротко, как выстрелил, в упор посмотрев на Сейна:

– Зачем?

– Я не готовлю ни побег, ни диверсию, – устало сказал Сейн. Он ощущал себя так, словно долго бежал с грузом и теперь никак не может его скинуть с плеч. – Разве вам не всё равно – зачем?

– Нет, – майор покачал головой. – Потому что слова они и есть слова. Побег ты, конечно, не готовишь, потому что не бросишь у нас мать и младших. А диверсию – вполне можешь. И пока я не услышу, зачем тебе работа – ты её не получишь.

– Вас трудно понять, землян, – Сейн криво повёл ртом. – То всё было увешано листовками с призывами записываться на работы за дополнительный паёк – а то такое недоверие…

– Это касалось групповой работы под контролем, там ясно было сказано, – напомнил Захаров, продолжая изучать сторка. – Ради тебя одного отрывать от дел охранника? Жирно будет. А очереди из желающих я за твоей спиной совершенно не вижу.

– Вы бы и меня тут не увидели, – вдруг спокойно и очень зло сказал мальчик. – Я бы сюда даже ногу не поставил. Если я вам расскажу, зачем мне работа – вам станет легче? Если я вывернусь перед вами наизнанку – вам станет легче? Вам становится легче, когда вы нас унижаете? Если так – то это жалкое величие, я вам скажу.

Комендант какое-то время смотрел на него молча, пока Сейн не опустил глаза.

– Мне станет легче, когда мы вас разобьём до конца, и я вернусь домой, – так же спокойно, но беззлобно ответил тогда Захаров. Сейн вскинулся, побелел, на белом появились чёткие треугольники румянца. – Хочешь чаю? – вдруг продолжил майор. – Настоящий. Из Индии. Про Индию слышал?

– Читал, – ответил Сейн слегка удивлённо. – Я не пью чай… то есть, я пробовал, он горький.

– Дурак… – вздохнул Захаров и придвинул к себе планшетник. Что-то посмотрел, сказал, не отрывая взгляда от экрана: – Нужен подсобный рабочий в лесничество. Работа тяжёлая. Но на воздухе. Тебе сколько лет?.. А, вижу, – он провёл по экрану. – Можно вообще-то. Двенадцать часов рабочий день, учти. Пойдёшь? – и поднял на сторка глаза.

– Пойду, – тут же сказал Сейн. – А где это?

– Тебе всё объяснят, – Захаров поднялся. – И вот что ещё. Никакого охранника, конечно, с тобой не будет. Ну, что смотришь, как калм на бесплатную столовую? – Сейн опять вспыхнул, а комендант махнул на него рукой: – Смотришь, чаю не хочешь – иди, завтра утром тебя найдут. Иди, иди.

* * *

Выйти за ворота законно и свободно оказалось неожиданно трудно, и Сейн испугался. Нет, не того, что охранники смотрели ему вслед и хотелось – до головокружения! – обернуться и убедиться, что они не бегут следом и не целятся в него. Он испугался именно того, что ему было физически трудно вести себя так, как положено свободному. Не беглецу из плена, втихую обкрадывающему врага. А именно