И тут мы начали смеяться. Я хохотал так, что у меня выступили слезы на глазах. От смеха нам становилось лучше.

– Черный крем! – кричал Макся внезапно. Жданчик спотыкался, убегал в кусты. Оттуда раздавались странные звуки. Жданчик мучительно пытался удержать в себе обретенное в походе богатство.

Через несколько минут он возвращался, и мы продолжали путь. Жданов ненавидел нас и ругался, но шел. Мы же развлекались. То один, то другой из нас кричал "белый крем" или "черный крем", или уж совсем садистки "черный крем с медом!".

– Белый крем! – закричал Юрка. Даже он не выдержал, а ведь он всегда был самым добрым из нас.

– Желе! Много желе! – радостно поддержали девчонки.

Жданов бросился к кустам, постоял, согнувшись. Он почти рыдал.

– Гады! – закричал Жданчик из кустов. – Ненавижу вас всех!

И неровной походкой, придерживая живот ладонями, убежал в сторону Лесозавода. Мы переглянулись.

– Дураки, – сказала Юлька. – Чо его мучать-то?

– Может, за ним? – сказал Макся. Даже его пробило.

– Да, ладно, – сказал я неуверенно. – Побегает и вернется. Жданчик отходчивый.

Хотя я уже не был в этом уверен. Грааль – штука жестокая. Обладание им меняет человека. Мы убедились в этом на собственном опыте.

Молча и как-то понуро мы дошли до дома. Вечерело. Мы сидели во дворе на лавочке и уныло валяли дурака. Делать ничего не хотелось. Мы все чувствовали неясную, но отчетливую вину. "Да провались она, эта Сладкоежка", подумал я. "Зачем мы вообще туда ходили?"

– Димка! – позвал меня вдруг Макся. – Зырь, кто идет!

Я повернулся. Жданов вернулся. Он шел к лавочке – спокойный и умиротворенный. Его лицо было лицом человека, который услышал небесный "щелк" и почувствовал себя счастливым.

Кажется, от него даже шло легкое сияние.

Мы оторопели. Переглянулись и начали подниматься.

– Жданчик, ты чего? – спросил я наконец.

Жданчик шел к нам, ступая легко, как Будда по лепесткам роз.

– Жданчик?

– Я был на речке, искупался, – кротко сказал Жданов. – Баско так.

Кажется, он обрел свой Грааль.

Воспоминания. Цветные шарики.

До слез обидно, что я не помню столько всего.

Все забыл.

И даже как мы с этим дурацким дельфином фотографировались.

Раньше я не любил фотографии. В путешествии нужно запоминать впечатления, переживать, а не фотографировать все подряд, как одержимый. Вот как я говорил.

Сейчас я понимаю, что память – чудовищно ненадежная штука. Чудовищно.

Мне все время кажется, что я теряю воспоминания.

Постоянно забываю.

И фотографии, которые я так не любил, работают теперь как мнемонические ключи. Как указатели, где и что искать в огромной заброшенной пыльной библиотеке памяти, где гуляет гулкое эхо и нет другого света, кроме тусклого и слабого, что пробивается сквозь дыры в разрушенном потолке…

Теперь я смотрю на фотографию с этим уродливым дельфином, и мне даже кажется, что я что-то помню.

Черное море, где-то рядом с Адлером. Пасмурно и море было довольно холодное. Но я все равно выходил из воды, только качественно посинев.

Мы жили на частной квартире в двух или трехэтажном доме, заросшем виноградной лозой. Сдавала комнату нам пожилая крупная женщина – помню ощущение ее присутствия. На балконе у нее лежали настоящие сокровища – старые книги. Толстенная книга со сказками братьев Гримм, от чтения которой у меня волосы стояли дыбом и по спине полз холодок (позже я узнал, что это были неадаптированные сказки, со всеми положенными изуверствами и страшными финалами).

Утром мы ходили всей семьей завтракать в открытую всем ветрам столовую на пляже, и было жутко холодно, у меня вечно зуб на зуб не попадал. Видимо, я просто не высыпался, потому что читал допоздна…