Один раз в год нашу школу посещал директор народных училищ. Он иногда заезжал на 3—4 часа и присутствовал на уроках даже в ночное время, а карета и лошади с колокольчиками стояли около школы. Директор народных училищ был военный с погонами, начищенными пуговицами, в фуражке, но имел волчий тулуп. Инспектор в классе больше интересовался отстающими и задавал вопросы ученикам по русскому, славянскому языкам и закону Божьему, делал похвальные отметки. Он проезжал школы как русские, так и мусульманские. Карета, которая возила инспектора, была крытая, как видно, из ореха, а лошади ямские.

В каждом селе и деревне общество нанимало ямщиков за энную сумму по договору на год или больше. И лица нанявшие гонять ямщину были в подчинении старосты.

Как я был рад этой школе и как прилежно учился! Хотел всё знать, видеть и слышать, особенно я хорошо учился и мне давался славянский язык, все это шло без затруднения, но в старших классах я отставал на простых дробях, приходилось иногда вечерами ходить к учителю. В отношении молитв и уроков закона Божьего я учился отлично и ставился в пример всем ученикам – был подготовлен отцом, он знал все каноны и распорядки литургий, а молитвы я знал «на зубок» ещё до начала школы. Я в классе всегда был дисциплинирован, а учителями наказывался раза два: стоял на коленях и оставался без обеда.

Отец в долгу не оставался перед учителями, на время Рождественских каникул отец мой всегда относил учителю с полпудика подсолнечного масла в подарок, и учитель уезжал на время каникул в Орск.

Весной, перед окончанием занятий, попечитель Иван Наумов и мой отец из учеников собирали смельчаков и по дворам ходили, просили кто что даст в подарок учителю: яйца, маслице и я помню, мы ходили набирали яиц два-три ведра и маслица с пудик. Вот с такими гостинцами провожали учителей после занятий весной.

Мой родитель всегда мечтал выучить меня и отдать в Оренбургскую семинарию, на это его направлял какой-то купец или торгаш, которому отец каждую осень возил в бочках подсолнечное масло.

В 1911—1912 годах появился первый государственный учитель Лука Александрович, он жил на квартире против нас у Юрьева Матвея. Весной по воскресеньям они слушали граммофон, пели русские песни, молитвы, служили литургию. У этого учителя я не учился.

Я у отца был только один, всё внимание уделялась только мне. От отца я никогда не отставал и всегда на пашне был с ним: помогал ему собрать дровишек для варева, утиных яиц по речкам, на горе набрать чеснока, кисляток и щавель. Я, как только стал постарше, на лошади верхом бороновал землю и считал себя пахарем.

Земли своей наша деревня не имела, поля снимались в аренду сроком на двенадцать лет. Вот их названия: Киськан, Яман-Туган, Вершина Ямана, Тукмак, Ласынь, Сухая Ласынь, Япар-Берган, Кунукиткан, Сана-Буткан и Васильева речка, внизу – Шакиркина.

Все эти поля разных башкир, им за землю платили деньги. Находились недобросовестные хозяева, умудрялись продать землю двум-трём хозяевам: выезжали на одну полоску двое, учиняли скандалы, а иногда лупили хозяев.

Наш народ жил очень бедно, всё было с купли, своей земли не имели, даже и сама деревня вмести с огородами стояла на башкирской земле, хозяин её был Валейка-башкирин из деревни Рыскулово.

Шла весна, под горой разделывались огороды, Валейка был пьяным и начал по грядкам ездить на лошади, его бабы задержали, привели в деревню, помню, привели к крёстному двору – в это время он приехал с мельницы и с воза убирал муку.

Женщины пожаловались на действия Валея, ему крёстный задал только один вопрос: «Валей, почему ты так делаешь?» Он ответил: «Мин каж…», и этой же секундой слетел с лошади, бабы приступили к действию, избили Валея коромыслами, вёдрами и пинарями, а когда он уже не двигался, крёстный подвёл к нему гнедую осёдланную лошадь, посадил Валея и он едва уехал. Валей не жаловался и никакого расследования не было.