То, что у моей судьбы дурное чувство юмора, в принципе, давно подозревала, но до подобного цинизма даже я не смогла бы додуматься.

Состроила просительную моську и посмотрела на мутное окошечко – там же где-то есть небо и какие-то высшие силы, как без них-то? А вдруг услышат?

– Так может все же какую-нибудь великую миссию по спасению всех и вся? Не то чтобы мне этого хотелось, но я уже согласна, ибо альтернатива мне вообще не по нраву! – вздохнула опечалено.

Вот только когда дверь вновь с противным скрипом открылась, надеждам на наличие здравого смысла у этих Мойр, что плели нити моей жизни, пришел этакий ехидно ухмыляющийся пушной зверь.

Нет, я не пытаюсь блеснуть нездоровым чувством юмора. Это нервное. И да, мне уже реально страшно и умирать не хотелось от слова «совсем».

В общем глядя на печально знакомого дылду, возбужденного от предвкушения грядущего шоу со мною в качестве примадонны, я всё больше убеждалась, что хеппи-энда не будет. По крайней мере для меня.

А дальше развивался классический сценарий. В мою камеру ввалились ещё двое здоровяков: Крат и какой-то новый детина. Видать Ларика решили больше ко мне не подпускать.

Я сидела на деревянном топчане, поджав под себя спутанные ноги – вообще-то было не жарко, да и сыро в этом подвале. Забыла упомянуть, что одета я была в рубашку, можно назвать ее туникой, так как длина была явно до середины бедра и довольно свободные штаны. Историю о том, как я пыталась со связанными руками и ногами справить нужду в оставленное в углу под эти цели ведро, я пожалуй опущу. Скажу одно, только филолог сможет так виртуозно сочетать не сочетаемое, рассказывая возможным слушателям о том, что и как готова сделать с ними и каким способом, за эти незабываемые минуты. Ну и йоги сдохли бы от зависти, если бы увидели те позы и скручивания, что мне пришлось принимать...

Сейчас я недобро исподлобья взирала на приближающиеся неприятности, сложив губы в презрительную ухмылку, похожую скорее на оскал. Короче, храбрилась как могла, и всячески давала понять, что просто так они меня отсюда не вытащат, благо сами напоили каким-то варевом, что вылечило тело. По крайней мере, чувствовала я себя здоровой. От понимания неизбежной смерти, внутри поднималась темная муть и желание хотя бы ранить напоследок врагов, чтобы не ушли безнаказанными, буквально начало печь доселе вовсе не кровожадную меня. Как говорится, если незаслуженно обвинили, так пойди и заслужи!

Кажется, до длинного начал доходить просчет с моим несвоевременным выздоровлением – стоило меня «оживить» перед самой казнью, ведь ещё долго была вялой. Он смачно сплюнул и заковыристо выругавшись, при этом помянув всех ведьм, их матерей (кстати, а те что, не ведьмы?), неких «ублюдочных колдунов» и, конечно же, снова пообещав, что если буду брыкаться, то сдохну изуродованной, храбро шагнул за спины своих подручных.

– Ну, милый, мне-то уже ничто не поможет, по твоим же уверениям, а я уж постараюсь, чтобы вы меня запомнили на всю оставшуюся, – довольно убедительно врала я. Хотя сейчас и вправду во мне ярилось что-то недоброе. В висках стучала кровь, адреналин зашкаливало, а мышцы напряглись, словно готовые лопнуть от натуги.

То, что происходило дальше, я с трудом берусь описать. Дылда взвизгнул:

– Хватай ее!

Ко мне бросился Крат и второй здоровяк. Вот только в меня словно бес вселился. Тело действовало самостоятельно и связанные руки и ноги, как я подозреваю, единственное, что мне помешало если не расправиться, то уж точно раскидать и сбежать. Потому что та извивающаяся кошка, что лягалась, рычала и кусалась – это была точно не я, как и навыки боя, которых у Маши Искровой отродясь не водилось.