Пока мысли бродили в потемках памяти в попытках связать то, что я знаю сейчас, с тем, что знала когда-то, взгляд заскользил по комнате и остановился на лице собеседника. Выражение, с каким он глядел на меня в ответ, показалось невероятно трогательным. В нем можно было уловить и заботу, и тревогу, и смущение. В темных глазах больше не было той обреченности, что я заметила в первые минуты. Мое присутствие имело для него такую же важность, как и его общество для меня.
Чем больше я на него смотрела, тем больше деталей подмечала: острый нос и резко очерченные скулы, короткие темные волосы. А форма бровей придавала лицу постоянное выражение хмурой решительности. Хранитель был довольно симпатичным на мой взгляд, и это внезапное откровение несколько меня смутило.
Интересно, какой он меня видит? В бессознательном порыве я поднесла ладони к лицу, чтобы хоть как-то представить собственные черты, однако тут же все это показалось мне глупостью. У меня есть куда более важное дело, чем гадать о том, что думает обо мне незнакомец.
Внезапно и с каким-то трепетом я поняла, что эта мысль не моя собственная. Мои мысли по большей части были поверхностны, а эта яркой вспышкой отпечаталась в сознании, вырвалась из тьмы прежней жизни. Я замерла в надежде, что глубинный смысл, кроющийся за этой фразой, каким-то образом тоже откроется мне.
– Куда более важное…
– Что? – Хранитель подался вперед, с тревогой оглядывая меня.
– Что-то более важное, – повторила я громче, но смысла в словах не прибавилось. Сокрушенно покачала головой. – Мне кажется, я должна что-то сделать, но не помню, что именно. Мысль постоянно ускользает от меня. Это так… несправедливо.
– Если, – медленно и с осторожностью начал Хранитель, – ты смогла вспомнить это, значит, со временем вспомнишь и остальное. Я уверен.
Мы долго глядели друг на друга, пока в голове крутилась только одна мысль: что-то более важное, куда более важное дело. Это и есть намечающийся смысл моей жизни? Я должна сделать что-то, о чем совершенно не помню, в мире, который совершенно не знаю. Я, маленькая незначительная точка, всего лишь тень той, кем была раньше.
– Ты, наверно, очень устала сегодня? – заботливо предположил Хранитель, и я тут же поняла, что он был прав. – Поспи немного. Так ты восстановишь силы.
– А если я засну и…
– Ничего не случится. Я буду здесь и никуда не уйду до твоего пробуждения.
Почти отеческая забота в голосе и теплая улыбка убедили меня в безопасности этой затеи. К тому же я больше не чувствовала, что, стоит закрыть глаза, мое сознание растворится в пустоте. Поэтому откинулась на подушку и прикрыла тяжелые веки. Темнота схлестнулась перед моим внутренним взором, и на миг показалось, что все произошедшее – сон.
Я снова открыла глаза. Все было как прежде: серость вокруг и неподвижный темный силуэт напротив. Беспокойство улеглось, но снова погружаться в темноту не хотелось. Возникло ощущение, что я пробыла в ней слишком долго.
– Все хорошо. Я буду здесь, – повторил Хранитель. Он опустился на пол у изголовья кровати и сжал мою протянутую руку. Так я точно смогу вернуться, если вдруг во мраке зайду дальше необходимого. Его присутствие подарило, наконец, умиротворение моей терзаемой вопросами душе.
Я – никто, без мыслей и прошлого. Без имени. Но по крайней мере я не одна.
3
Сон был беспокойным. Может, разум и понимал, что мне нечего бояться, но стоило только погрузиться во тьму чуть дальше, страх выдергивал мое сознание обратно к реальности. Страх не давал покоя, какой-то подсознательный, пришедший из прежней жизни, страх уснуть навсегда. Каждый раз я распахивала глаза с безумно колотящимся сердцем, и каждый раз видела перед собой только спокойное лицо Хранителя. Так продолжалось все то более темное время, что в Склепе называется ночью.