– Эй, Джинджер! – окликнул ее Горди из спальни. – Кислоту-то будем пробовать?

Мэри сплюнула пену в раковину.

– По-моему, ты сказал, что должен встретиться с подружкой.

– А, она может подождать. Ей не повредит. Я был чертовски хорош, а?

– Отбойно, – сказала Мэри, прополоскала рот и опять сплюнула в раковину. Она вернулась в спальню, где Горди лежал на постели, закутанный в простыню, и курил сигарету.

– Где это ты подцепила такой жаргон? – спросил Горди.

– Какой еще жаргон?

– Ну, ты сама понимаешь. «Отбойно». Всякое такое. Хипповый разговор.

– Наверное, потому, что я в свое время хипповала. Мэри прошла к шкафу для одежды, и сияющие глаза Горди проследовали за ней сквозь туман голубого дыма. На шкафчике лежали кружочки кислоты – «улыбочки». Она маленькими ножницами отрезала парочку, ощущая взгляд Горди.

– Без трепа? Ты была хиппи? Бусы любви и все такое?

– Бусы любви и все такое, – ответила Мэри. – Давным-давно.

– Да, древность. Никого не хочу обидеть, сама понимаешь.

Он выпускал колечки дыма а воздух, глядя, как большая женщина идет к стерео. Что-то ему напомнили ее движения. Тут до него дошло: львица. Безмолвная и смертоносная, как в этих документальных фильмах об Африке, что по телевизору показывают.

– Ты занималась спортом, когда была помоложе? – невинно спросил он.

Она слегка улыбнулась, ставя пластинку группы «Дорз» и включая проигрыватель.

– В старших классах. Бегала, а еще была в команде по плаванию. Ты про «Дорз» что-нибудь знаешь?

– Группа? Что-то помню. У них вроде несколько хитов было?

– Ведущего солиста звали Джим Моррисон, – продолжала Мэри, игнорируя глупость Горди. – Он был Богом.

– Он уже умер, кажется? – спросил Горди. – Черт побери, а у тебя классная задница!

Мэри опустила иглу. Зазвучали первые стаккато барабанов «Пяти к одному», затем к ним резко присоединился скрежещущий бас. Потом из колонок зазвучал голос Джима Моррисона, полный суровости и опасности: «Пять к одному, малышка, пять к одному, никто отсюда не выйдет живым, ты получишь свое, малышка, а я получу свое».

От этого голоса ее затопило воспоминаниями. Она множество раз видела «Дорз» живьем на концертах и один раз даже видела Джима Моррисона совсем вплотную, когда он заходил в клуб на бульваре Голливуд. Она протянула руку сквозь толпу и коснулась его плеча. Жар его силы прошел по ее руке и плечу, как удар тока, окунув ее мысль в царство золотого свечения. Он оглянулся, на короткое мгновение их глаза встретились и оказались прикованными друг к другу. Она ощутила его душу, как прекрасную бабочку в клетке. Эта душа взмолилась, чтобы ее отпустили на свободу, а затем кто-то еще подхватил Джима Моррисона, и он был унесен в потоке тел.

– У них хороший ритм, – сказал Горди. Мэри Террор чуть прибавила звук, а затем поднесла ЛСД к лицу Горди и дала ему одну из желтых «улыбочек».

– Полный порядок! – сказал Горди, сминая сигарету в пепельнице рядом с кроватью. Мэри начала лизать свой кружочек, Горди сделал то же самое. Через несколько секунд улыбающиеся лица были размазаны, их черные глазки исчезли. Мэри села на кровать в позе лотоса, скрестив лодыжки и положив запястья на колени. Она закрыла глаза, прислушиваясь к Богу и ожидая, пока подействует кислота. Кожа ее живота трепетала, Горди проводил указательным пальцем по ее шрамам.

– Ты так и не сказала, как ты это заработала. В аварию попала?

– Верно.

– А что за авария?

«Мальчик, – подумала она. – Ты не знаешь, как близко ты к краю подошел».

– Наверняка серьезная, – настойчиво продолжал Горди.

– Автомобильная катастрофа, – соврала она. – Меня изрезало стеклом и металлом. Это было правдой.