- Я тебе ненавижу, - чувствуя приходящую на смену отчаянию  злость, выкрикнула я.

- Нет, Рыжик. Это я тебя ненавижу, а ты меня любишь и, как и восемь лет назад, просто злишься, что чувства по-прежнему безответны. Но, маленькое глупенькое сердце продолжает часто биться при моем приближении. Ты любишь меня даже таким, и это заводит. И это еще она причина не убивать тебя так сразу. Любовь вперемешку со страданиями – это то, чего я ждал так долго.

После этих слов Ранион закрутил вокруг меня колючий вихрь из снежинок и убрался, захлопнув за собой окно. Лязгнули ставни и тонко завибрировали стекла, но не разбились. Их тоже затянул лед, запечатывая меня в промороженной комнате. Тут было так холодно и страшно, что  отчаяние захлестнуло с головой.  Я боялась  ледяного и своей новой жизни. Непонятно, как все это пережить, и что он придумает на следующий день. А я уверена,  он не оставит меня в покое даже ненадолго. Будет терзать пока… а вот, что пока я не знала. Пока я не сдамся? Так я уже сдалась.  Пока я не умру? Так моя жизнь в его власти?  Ответ пришёл сам собой, пока его не отпустит. Пока он сам не решит, что готов просить меня. Только тому, что я сделала, нет прощения.

Сидеть было холодно, и я понимала, если не сумею выбраться, то действительно могу себе что-нибудь отморозить, поэтому ухватилась за ручку и тут же одернула руку в сторону, так как она оказалась обжигающе холодной. Я оказалась в ловушке. Заглянула ванную, но краны даже не открылись, пришлось искать какой-нибудь  острый предмет, который поможет отколоть лед. У меня всегда были длинные волосы, поэтому шпилек в комнате оказалось много, и я начала самыми острыми попыталась расковырять прихлоп двери, чтобы выбраться из ледяной коробки, но у меня ничего не получалось, и я рыдала, чувствуя, как коченеют пальцы. Наверное, с утра обо мне вспомнят, и кто-нибудь заглянет, но я не уверена, что до этого момента доживу в целости и сохранности.

Сидеть и плакать было проще всего, но это вело к неминуемой гибели. Поэтому я бегала по комнате, кричала, ломилась кулаками в дверь и даже пару раз ударила по льду стулом. Никакого видимого эффекта не добилась, но зато согрелась. Лед, видимо, глушил все звуки и совсем не поддавался внешнему воздействию. Я устала, и отчаяние накатило с новой силой, и когда я единственное чего хотелось - это упасть на пол и разрыдаться, дверь открылась с внешней стороны. Безо всяких усилий.

В комнату просунулось удивленное лицо Женевьев, а  между ее ног скользнул Пэрсик. Он коснулся лапами ледяного пола,  вздыбил на загривке шерсть и попятился назад,  раздраженно дергая хвостом. Не понравилось. А я с рыданиями бросилась на выход.

- Что тут произошло? – удивленно спросила сестра и сделала шаг мне на встречу. Лед в комнате стремительно таял, он стекал волной по стенам, образовывал лужицы на полу, покрывало на кровати стало тоже мокрым.

- О, боже! Валенси! – всхлипнула сестра и кинулась меня обнимать. – Это сделал он? Да. Скажи мне?

Я смогла только кивнуть и снова зашлась в рыданиях, а Женевьев увлекла меня в свою комнату.

Девид попытался возмутиться, но был изгнан. Я скинула мокрую шубу на пол, и Женевьев сразу отправила меня отогреваться в душ. Я была ей за это благодарна. Пэрсик упорно тащился за мной следом, но я захлопнула дверь перед его носом. Меня трясло от холода и от пережитого. Как хорошо, что сестра дала мне немного времени, чтобы прийти в себя, а  не кинулась на меня сразу с вопросами.

Я включила горячую воду и замерла под напором. Струи били мне в спину, отогревали окоченевшие ступни и руки. Тело ломило  так, что хотелось выть. А еще за шумом воды я почти не слышала разговор Женевьев и мужа. Уловила только обрывки слов Девида. «Это нельзя так оставить», «Она нас погубит» и «У тебя, кроме сестры, есть дочь…»