И ему ты наплодишь ребят.


Ждёшь ты вечерами в тёмной комнате

Робкого топтанья у дверей..

Тихо плачешь, тонешь в тёмном омуте

Чёрных мыслей и земных страстей.


Матерью считают одиночкою

Все вокруг и даже ты сама;

И уже беременна ты дочкою,

От того, кто свёл тебя с ума.


Взгляд твой ищет, ищет меж иконами

Ту, что родила на казнь Христа.

Долгими молитвами, поклонами,

Просишь пожалеть, что нечиста.


Ты глядишь в глаза её, послушная,

И не знаешь про её дела :

Богоматерь, женщина замужняя,

Не от мужа сына родила.

Ей слышится то тихий плач

То смех, то неземные звуки.
Он в чреве прячется. Палач
Найдёт, казнит, умоет руки.
Польётся кровь по простыне,
На веки навернутся слёзы.
И ей, лежащей на спине,
Вдруг вспомнится о красных розах.
Она уйдёт спустя лишь час;
И не заметит, что забыла
Не только женской плоти часть,
А часть души, что так любила.
И вечером на смех мужской,
Звучащий ласково и твёрдо,
Приёмный вспомнится покой
И краска роз после аборта.
Весна придёт: цветов букет
Подарит ей другой с любовью;
И дрогнут у неё в руке,
Цветы, окрашенные кровью.

Был голоден я как упырь

И чрезвычайно кровожаден.
Я надувался как пузырь
От свежей женской крови за день.
А ты была одной из жертв,
Я жил твоей слезой и кровью,
И, сделав неприличный жест,
Я звал насилие любовью.
Но пулею из серебра
Я был твоей смертельно ранен;
И даже наш поспешный брак
Не вылечил больные ткани.
Я целовал тебя взасос,
Но сам я был твоей мишенью.
С лица отбросив прядь волос,
Насквозь прокусывала шею.
Убила жизнь твоя любовь :
Я сделался больной и тощий,
И как вино пила ты кровь
Вместе с невесткою и тёщей.
Наш брак был пострашней кино,
И в каждом кадре только ужас,
И было зрителей полно,
Собравшихся на жуткий ужин.
Как был доволен режиссёр
Минутой своего успеха.
Он кровь с губы ещё не стёр,
Актрису укусив из смеха.

Мы снимем одежду и обувь

Лишимся, раздевшись, тепла.
Посмотрим мы с ужасом оба
На голые наши тела.
Увидим одни недостатки
На теле, на коже, везде.
Как будто играли мы в прятки
И встретились только что здесь.
С тобой занимались мы сексом
Без слов, поцелуев и ласк.
Боролись с морщинами, с весом,
Но счастье бежало от нас.
Мы дружно возьмёмся за дело
И примем и ванну, и душ.
Легко грязь смывается с тела
И с болью смывается с душ.
Бельём и одеждою модной
Уродство скрываем как грех.
Любить не умеем свободно,
Раздеть свою душу при всех.

Была моя юность короткой

И мной измерялась в часах;
И я утешался не водкой,
А тем, что я прятал в трусах.
Всем девушкам нравилась живость,
Мужское моё естество.
А то, что в трусах шевелилось,
Им нравилось больше всего.
Красивые девушки были
Со мною в любые часы.
Любили меня – не любили,
Но лезли за счастьем в трусы.
Всем девушкам нравился поиск
Невиданных прежде чудес.
Пытались пониже чем пояс,
Любовный искать интерес.
Они всё в любви испытали,
Но возраст нельзя побороть.
И вместо мужских гениталий
Встречалась им вялая плоть.
Пусть ищут они по старинке,
Забыв, что и сами стары.
Пропали, упав из ширинки,
Мои золотые шары.

Кружился мир мой на качелях

Всего минуту погодя.

Мне забралась любовь под череп,

На белый свет не выходя.


Смыкал я в мертвой хватке челюсть,

Но останавливал твой взгляд.

Я женщинам служил как челядь,

Был как любовник нарасхват.


Я был помадою заляпан,

От клятв любовных безголос;

И рот мне затыкали кляпом —

Густыми прядями волос.


Я был настойчивый и ловкий,

Я добивался женских тел,

Но вили из меня верёвки

Те, кого я давно хотел.


Я шёл к любви как к месту казни,

В помаде женской как в крови.

Болезни я не знал заразней

И смертоноснее любви.


Не помогали мне прививки,

И не спасал презерватив,

Но я снимал густые сливки,

Соперников опередив.


Я брал любовь у женщин через