Вообще-то она не обнюхивала его специально — она же не больная — просто почувствовала, когда немного пришла в себя и снова начала адекватно воспринимать реальность.

— Положить куда или подойдёшь возьмёшь? — нетерпеливо поинтересовался Дымов.

Он совсем не терпел необъяснимых, бессмысленных, по его мнению, пауз, а Бэлла ещё даже не решала, как поступить, просто стояла на месте и рассматривала. Потому что тогда вечером она была слегка не в себе, а утром еда её куда сильнее интересовала, а потом… Кажется, она больше его и не видела, и понятия не имела, когда он опять пришёл.

— Эй, Белка, ты опять спишь? Даже стоя.

— Я не сплю, — привычно огрызнулась она.

И что это вообще за «Белка»? Взрослый мужик, а нормально назвать не может.

Она решительно подошла, рывком забрала одежду, но у Дымова в руках осталось ещё кое-что. Раньше его почти целиком скрывала обвисшая по краям матерчатая стопка, и Бэлла просто не замечала, не обращала внимания, а теперь мгновенно, без труда определила, что это — по внешнему виду. Но оставалось совершенно непонятным, почему он здесь и зачем.

Она хотела спросить — хотя бы уточнить, правильно ли догадалась — но Дымов опередил, посмотрел, чуть нахмурив брови, но не из-за того, что сердился, произнёс:

— Ты извини, что я с тобой так.

Бэлла даже растерялась, вскинулась недоумённо.

Перед ней никто никогда не извинялся. По крайней мере она такого не помнила. Да и сама она никогда не извинялась. По-настоящему. Если только совсем уж обстоятельства вынуждали, делала вид, что сожалеет и раскаивается, выдавливала из себя полагающиеся слова. А Дымов… вроде бы искренне.

— Даже не представлял, — продолжал он, — что ты можешь воды бояться. Но с того края действительно неглубоко, стоять можно. — А потом протянул ей тёмно-серый, почти чёрный, матерчатый кофр. — Вот. Пользуйся пока.

Бэлла даже головой немного помотала — растерялась ещё сильнее и не верила. Хотя, конечно, это не подарок, она ясно услышала «пока», но всё равно. Ведь наверняка не какой-то дешёвый фотик из тех, которыми давно уже почти никто не пользуется, потому что сейчас всем хватает и телефона.

Она аккуратно подхватила кофр, не стала открывать на весу, сначала поставила на стол — так надёжней — только тогда расстегнула, осторожно вытащила из него камеру и даже как следует рассмотреть ещё не успела, а уже само собой вырвалось восхищённое:

— Охрене-еть!

Краем глаза она заметила, как Дымов едва заметно поморщился, словно у него в ухе стрельнуло или зуб внезапно заныл. Но он почти всегда так реагировал, когда Бэлла выражалась, ну, не совсем цензурно. Или совсем нецензурно. Это одновременно бесило, злило, но и смущало тоже.

Надо же, нежный какой. Будто сам в монастыре воспитывался, весь такой из себя аристократ. Хотя Бэлла и правда от него ещё ни разу мата не слышала, даже когда он сердито рычал и выходил из себя. Но тут же просто слов других не подберёшь.

— Тоже снимаешь? — медленно поворачивая камеру в руках, чтобы хорошенько рассмотреть со всех сторон, спросила она.

— Нет, — честно признался Дымов. — По-моему, я им никогда даже не пользовался.

— А зачем тогда купил?

— Не знаю, — он пожал плечами и ведь на самом деле выглядел озадаченным. — Просто купил, чтобы было. Захотелось.

Вот бы и ей так — покупать всё, что захотелось. Даже когда не очень-то нужно, но захотелось. Независимо от того, сколько стоит.

— Она же дорогущая, наверное.

— Ну, наверное, — согласился Дымов и прищурился, уставился на Бэллу, а взгляд такой въедливый и подозрительно-пристальный. — А чего вдруг тебя цена заинтересовала? Планируешь загнать тайком и ещё коньячка купить?