Тем не менее, политический конформизм противоречит духу Евангелия: «Мы, живущие при коммунизме, видим историческую роль христианства и свое место в сегодняшнем мире в верности христианству и критике коммунизма». «Христиане должны участвовать в создании позитивных ценностей, но одновременно занимать критическую позицию в духе евангелия, позицию ненасилия, протестовать против любого бесправия, каждого ущемления достоинства человеческой личности, нарушения прав человека и подавления легитимной свободы»93. Таким образом, в этом тексте 1976 года выражается основной парадокс католической политической теологии в социалистической Чехословакии: христианство не соприродно политике, но при этом оно исполняет роль пробного камня, абсолютного ценностного мерила по отношению к ней и может служить опорой для критики политического режима.

Текст, опубликованный как в самиздате, так и в тамиздате в том же 1976 году и ставший символом эпохи «нормализации» в истории католической церкви Чехословакии, носил название «Modus moriendi церкви» (так Агостино Казароли характеризовал тему своих переговоров с чехословацкими властями) и принадлежал перу чешского священника Ото Мадра. Начиналось эссе со слов «Давайте предположим, что церковь умирает» (Приложение ХІ), и его автор ставил своей целью разработать «богословие умирающей церкви». Текст весьма лаконичен, и Мадр не уделяет большого внимания проблемам соотношения богословия и политики; его размах шире: в ситуации умирающей церкви необходимо быть готовым «принять смерть!.. Мужественно смотреть в лицо будущему. Не обманывать ни себя, ни других фальшивыми утешениями… Полностью отвергать один-единственный путь гибели церкви: предательство». «Не замыкаться в себе, а стремиться погрузиться в круговорот Мистического тела. Молиться и приносить жертвы для спасения мира. Не тосковать среди людей как грустный ангел, а напротив, одарять всех светом и теплом своего присутствия». И здесь мы сталкиваемся с социальным восприятием христианской миссии: хотя впрямую в тексте не звучит ни слова о политическом протесте, запрет на предательство явным образом подразумевает готовность отстаивать собственные ценности и в секулярном мире.

К этому периоду в чешских землях сформировалось значительное многообразие различных форм сопротивления – форм того, что католический философ Вацлав Бенда в одноименном эссе назвал «параллельный полис»94, среди которых были как религиозные, так и сугубо светские, гражданские инициативы. Независимая от государства деятельность в условиях «нормализации» подразумевала соблюдение определенных правил конспирации, одним из которых являлся принцип «не пересекать круги»95. Поэтому организация летних католических лагерей для детей, создание подпольных семинарий, публикация в самиздате большого числа отсутствующей на официальном книжном рынке католической литературы – все это в основном происходило за пределами «светского» сопротивления, «Хартии-77» и Комитета по защите несправедливо преследуемых. Тем не менее, были и люди, выступавшие в роли «связных» между разными кругами сопротивления; ниже о них пойдет речь более подробно.

В конце 70-х гг. активизируются самые разные подпольные католические группы. Часть монашеских орденов (иезуиты, салезиане, капуцины) не прекращали тайное обучение новициев, их духовную формацию и развитие собственного служения с 1950 года, но в период после «Пражской весны» эти процессы обрели новое качество и отчасти вышли на поверхность (например, как свидетельствует о. Фидель Марек Пагач OFMCap, в 1968 году 6 ранее тайно рукоположенных капуцинов стали приходскими священниками