Модернизация – это реформация, но она не происходит сегодня в России.

Я целиком согласна с И.Н. Сиземской, которая пишет: «…бесспорно есть свидетельство масштабности происходящих сегодня процессов по приближению к модернизации, но не является свидетельством ее самой как нового, качественного (цивилизационно-культурного) состояния, которое без названных процессов, конечно, невозможно, но несводимо ни к одному из них, ни ко всей их совокупности. Просто потому, что модернизация – это социокультурный феномен: за ним стоят соответствующие мироощущение и мировоззрение человека, его понимание окружающего мира и своего месте в нем, мотивация и стиль поведения, усвоенная система ценностных ориентаций и культурных предпочтений, наконец, общественные, в том числе политические, формы жизни, определённая система прав и обязанностей. В этом смысле Модернизация есть Реформация, охватывающая в наше время, в отличие от ее более ранних исторических проявлений, и материальную, и духовную жизнь людей в их единстве. Способность социума к ней – это атрибутивное свойство, гарантирующее от застоя, движение “по вертикали”»[24].

Заключение, что культурное многообразие является препятствием для модернизации, есть следствие применения идей либеральной теории XIX века, ориентированной на автономного и ответственного индивида, что неприменимо к массовому обществу. Массовый человек совмещает в себе критичность и конформизм, не является тем героем хотя бы веберовского толкования автономного человека, который смотрит на жизнь как на путешествие, которое он должен тщательно спланировать. Он участвует в публичной сфере. Но надо понимать, что это такое и как она исторически меняется.

В дискуссии государства и частных интересов формируется публичная сфера. Она понималась как отношения между государством и обществом, складывающиеся посредством рационально-критического обсуждения. Но сегодня, во-первых, концепция прозрачности общества для перенесения идеи рационально-критического отношения на массы не подтверждается. Отношение масс не только одновременно критическое и конформистское, но одновременно рациональное и эмоциональное. И во-вторых, модернизация перестала быть догоняющей и осуществляется на основе культуры обществ или по крайней мере с учетом ее особенностей. В XXI веке в модернизацию вступило множество незападных стран, ориентированных на совместимость модернизации с основами своей культуры, – Россия, Китай, Индия, Бразилия, Индонезия. В-третьих, все это происходит в условиях нового мегатренда, – в условиях глобализации, принимающей культурное многообразие в глобальном масштабе.

В принятии одной, стандартной для всей России, стратегии или риторики такой стратегии при одновременном разрушении фундаментального и социально-гуманитарного образования и культивирования утилитаризма сказывается сведение модернизации к экономическому росту или технологическому усовершенствованию при полном игнорировании социокультурного фактора.

Как всякая идеологема, идеологема модернизации начинает доминировать и терять связь с реальными потребностями. Что мы хотим достичь с помощью модернизации? Если благосостояния, то всегда ли оно достигается модернизацией? Всегда ли оно достигается демократией? Если демократии, то всегда ли модернизация требует демократии? Есть успешные примеры модернизации недемократических стран. Сошлюсь на американского социолога Р. Брубейкера, который пишет о Сингапуре: «В течение более 30 лет этим современным городом-государством правил своего рода философ-царь Ли Куан Ю, не придерживаясь какой-либо политической идеологии. Ли детально регламентировал все стороны жизни трех миллионов своих сограждан, включая их жизненное окружение, привычки, личные и коллективные интересы и цели, вплоть до запрета публично плевать и курить. В нынешнем мире не найти более совершенного примера современного антиполиса, для которого характерны высочайшая технологическая эффективность, обширное использование информационных инструментов, всеобщее процветание, превосходные общественные службы (особенно школы и больницы), высокий уровень занятости, эффективная и просвещенная бюрократия, асептическое регулирование социальных отношений посредством исключительно функциональных требований и полное отсутствие политических идеологий и публичных дискуссий»