Поскольку эта школа была в некотором роде единственной в стране, после десяти лет работы у нее было множество успешных выпускников. Флейтистка Рени Сиберт и скрипачка Дон Ханна играли в Нью-Йоркском филармоническом оркестре, баритон Джон Чик пел в Метрополитен-опера, пианистка Марго Гаррет преподавала в Джульярдской школе, а другие начали сольные карьеры – например, виолончелистка Шарон Робинсон и флейтист Рансом Уилсон. В школе работали отличные преподаватели, например, скрипачка Элен Ли Ричи, которая получила премию Наумбурга в 1958 году, и квинтет деревянных духовых, который в полном составе переехал из Нью-Йорка.

Когда мы вылезли из машины, мне показалось, что я заметила Форреста. Я не хотела его видеть: летом он меня все-таки бросил. Мы с Брюсом отвернулись и двинулись к столовой сквозь строй крошечных девочек в черных трико. На стойке регистрации симпатичная пожилая дама разглядывала пишущую машинку. Она выглядела как типичный волонтер – из тех, которых художественные группы очень ценят, потому что те помогают им оставаться на плаву. Как и многие женщины той эпохи, интересовавшиеся культурой, она, скорее всего, не работала и полагала, что ее волонтерство помогает мужу заводить связи во время посещения концертов и благотворительных мероприятий с другими местными меценатами.

– Дата рождения, дорогуша? – спросила она.

Тут мне внезапно пригодилась математика.

– Второго второго пятьдесят седьмого, – спокойно сказала я, прибавив себе три года. Теперь мне стало восемнадцать. Брюс косо посмотрел на меня, но ничего не сказал. В его частной школе ученикам запрещалось даже водить машину. Тут, в Школе искусств, я смогу покупать пиво раньше, чем сяду за руль. Сердце у меня громко колотилось в тишине, но старушка отрезала желтую карточку с фамилией и сунула ее в ламинатор.

В спальнях старшеклассников толпились новички. Куча балерин испортила гендерное соотношение до трех к одному в пользу девочек. С некоторыми из них я познакомилась в родном городке. И еще с фаготисткой по имени Одри. Одри, красивая и талантливая, искала утешения в музыке, потому что ее семья недавно лишилась дома.

Я познакомилась с начальницей общежития Сарой, типичной фанаткой, которых я уже узнавала. Смущенная нашими талантами, она забывала, что мы всего лишь дети. Приветствуя учеников, Сара нервно смотрела в пол, как будто общалась со знаменитыми музыкантами за кулисами, а через мгновение забывала о смущении и с восторгом представляла нас друг другу.

Встретившись со своими новыми одноклассниками за еще горячим печеньем, я очень удивилась двум вещам. Во-первых, многие девочки казались хрупкими, как китайские фарфоровые статуэтки. Во-вторых, в них чувствовалась какая-то зрелость и осторожность – дома я не замечала за своими одноклассниками ничего подобного. Эти подростки явно могли позаботиться о себе, как будто им предстояло всю жизнь прожить в одиночестве. Они хотели выступать и найти себя на сцене. Я очень хорошо их понимала.

Теперь, уехав из дома, я, наверное, тоже изменюсь? Я казалась странноватой: толстенькая, в очках, с южным акцентом. Я надеялась, что к концу этих трех лет превращусь в прекрасного лебедя, играющего перед восхищенной публикой. Я не знала точно, как это происходит, но хорошо помнила Арлин, которая из скромной учительницы вдруг стала могущественной Царицей Ночи.

Сара представила меня блондину примерно моего возраста. Я видела, как он выгружал длинный прямоугольный кейс с инструментом из кузова лимонно-зеленого «Дацуна». Я подумала, что это чей-то брат, потому что он выглядел слишком приличным на фоне ярко одетых учеников, но я быстро научилась не судить о своих одноклассниках поспешно.