Шатаясь, Шооран пересёк граничный поребрик, упал на чистую землю, пополз. Он действительно достиг рая! Третий раз за свою жизнь он ступил на сухой оройхон, и впервые его руки не были заломлены, он мог поднять голову и оглядеться.

Беглого взгляда хватило, чтобы понять – людей не будет и здесь. Землю повсюду покрывала хлебная трава, но её никто не косил двенадцать раз в год, и она росла беспорядочно, как хохиур: рядом с поспевшими гроздьями поднимались цветущие метёлки и перезревшие, растерявшие гроздья стебли. Шооран сорвал одну кисть, засунул в рот и, скривившись, выплюнул – зёрна оказались твёрдыми и невкусными. Зато когда он подошёл к дереву, то увидел, что вся земля под ним усыпана опавшими плодами. Плоды были мягкими и пахли не затхлой водой, как чавга, а источали сильный и сладкий аромат. В жизни Шооран не пробовал ничего подобного и даже представить не мог, что такое существует.

Этих слишком резких переходов оказалось чересчур много для измученного сознания. Шооран больше ничего не понимал и ничему не удивлялся. Ясно же, что он умер, но пришёл не к Ёроол-Гую, а, словно праведник далёких земель, поднялся на алдан-тэсэг.

Возможно, разум Шоорана просто не устоял бы перед испытаниями бесконечно длинного дня, но, по счастью, раньше не выдержал желудок. Шоорана стало рвать. Рвало горькой кашей чавги, наспех проглоченными кусками плодов, желчью. И долго ещё выворачивало опустевшее нутро, заставляя сгибаться и стонать от боли.

Разогнувшись после очередного приступа, Шооран увидел человека. Это был настоящий старик, старше даже, чем Хулгал. Белая борода опускалась ему на грудь, морщины на лице были проведены временем, а не нойтом. Старик стоял, опираясь на палку, и смотрел на Шоорана.

– Здравствуй, мудрый Тэнгэр, – сказал Шооран и потерял сознание.

Когда Шооран открыл глаза, он долго не мог понять, куда попал. Всю жизнь проведя под открытым небом, он привык видеть над головой лишь размывы туч или в крайнем случае кожаный навес, и потолок из ноздреватого камня пугал своей тяжеловесной твёрдостью. Казалось, эта громада сейчас рухнет всей тяжестью, сомнёт, не оставив целой кости. Замерев, Шооран напряжённо уставился в потолок, стараясь взглядом удержать камни от падения. Минуты шли, потолок висел неподвижно. Убедившись в его надёжности, Шооран осмелился пошевелиться и посмотреть по сторонам.

Он лежал в небольшой комнате со скруглёнными углами. Рассеянный свет проникал через два отверстия, расположенных под самым потолком. Посреди комнаты стоял стол, сделанный из панциря монстра, выброшенного далайном. К столу придвинут вычурный позвонок, возможно, принадлежащий той же самой рыбе.

С мягким хлопком откинулся полог, висящий у входа, в комнате появился старик. В руках он держал чашу, над которой горячей струйкой поднимался пар.

– Ну-ка, выпей, – сказал старик, протягивая чашу.

– Спасибо, щедрый Тэнгэр, – проговорил Шооран.

Питьё было сладким и солёным одновременно, оно благоухало незнакомо и притягательно, смягчало губы и обожжённое дымом горло. Хотелось припасть к чаше и не отрываться от неё никогда, но Шооран нашёл в себе силы соблюдать приличия и пил не торопясь, мелкими глотками, как полагается в присутствии бога. Не смог лишь оставить на дне немного отвара – выпил всё до капли.

Старик уселся, положив руку на стол, долго рассматривал Шоорана.

– Как ты сюда попал, герой? – спросил он наконец.

– Я пришёл по мёртвой полосе, мудрый Тэнгэр, – ответил Шооран, – а звери далайна не тронули меня, потому что сейчас мягмар.

– Зато в это время возле кипящих аваров можно в два счёта задохнуться… – сказал старик. – И, кстати, почему ты называешь меня Тэнгэром? Я такой же человек, как ты, только я пришёл сюда раньше и живу тут уже много лет.