Тамара наморщила лоб, делая осторожные шаги по ступенькам вниз.

– Аааа, я её видела на стендах! Ты ведь на олимпиады по литературе часто ездишь, да? «А. Гауз» – это ты, да? Я всегда думала, что Анна…

– Угу… – кивнула Агата невесело.

Тамара улыбнулась ей сквозь ноющую боль.

– Тогда ты молодец! Наверное, здорово столько всего знать.

Агата помотала головой – ей как будто было совсем не здорово.

– Эти мне олимпиады… Ничего на них интересного.

– Почему же?

– Ну… – Агата немного подумала над ответом. – Потому что они простые. Выиграть там легко, если читать умеешь. Вот мне и не интересно. Но меня всё равно на них таскают.

– А почему ты не скажешь, что не хочешь ездить?

– Кроме меня больше некому «защищать честь школы»… Мне так говорят. Ну и читаю я получше других…

…На следующий день над городом неожиданно выглянуло солнце.

Теплее от этого, конечно, не стало, но между бесконечными облаками и дождями солнечный луч был как глоток свежего воздуха. Тамарины колени всё слегка ещё ныли после вчерашнего. Придя после школы, Тамара самостоятельно вколола себе обезболивающее и под вечер ничего не сказала маме. Дело в том, что та всегда была чрезмерно беспокойной женщиной, так что из-за слабого Тамариного здоровья по любому поводу била тревогу, и не важно, насколько серьёзной действительно была ситуация.

Несмотря на это, по субботам Тамару заставляли носить воду для их бабушки, живущей неподалёку. Тамара, собственно, ничего не имела против: папа набирал из колонки воду, переливал её в большую пластиковую прозрачную бутыль, и Тамара, взяв её в одну руку, шагала с ней через весь район.

Папа не хотел, потому что не любил бабушку. А Тамаре было не тяжело… по крайней мере, не настолько, как думали все остальные, кто смотрел на «несчастную» девушку с тростью в одной руке и пластиковой бутылкой в другой.

В тот день погода располагала к прогулкам и выгулкам. Пройдя примерно квартал, Тамара насчитала трёх человек, выгуливающих собак, две коляски, а ещё четыре свитера, видных под расстёгнутыми куртками. Кажется, и правда холодало. Но солнце всё равно блестело в остатках луж и светило сквозь последние жёлтые листья, оставшиеся на деревьях. Те высохшие, что были под ногами, приятно хрустели, а вода в бутылке булькала так, будто внутри был заперт осьминог.

Когда Тамара смотрела на солнце, ей хотелось улыбаться. А когда она вошла в один из дворов (на детской площадке сохранились резные фигурки Винни-Пуха и старухи Шапокляк), то набрала воздуха в грудь и пропела:

– Ходят, ходят ёжики в туман осторожненько,

Собирают ёжики в карман капли дождика,

Долго, долго ёжики в пути… – она пробормотала часть нарочито неразборчиво, потому что не знала, что именно там поётся, а потом допела:

– Только ты за ними не ходи – станешь ёжиком!..

Она замолкла, потому что дверь подъезда, неподалёку от которого она проходила, открылась. Из неё вышел мужчина в чёрном пуховике (говорил по телефону), а за ним…

Тамара быстро трижды моргнула.

– З-здравствуйте!.. – громко произнесла она.

Рыжая девушка в бежевом пальто замерла на месте, уставившись на неё.

– А… Привет.

Только теперь Тамара внимательнее её рассмотрела. И отчего-то девушка показалась ей почти что женщиной – то есть, она казалась гораздо старше, чем была вчера. «Интересно, сколько же ей лет?».

– Как ты вчера, нормально добралась?… – немного рассеянно спросила незнакомка. Тамара покивала ей:

– Да, спасибо ещё раз. Меня Тамара зовут.

– Света.

За их короткий разговор Света ни разу не улыбнулась. Она как будто была совсем не здесь, а где-то совершенно в другом месте. И Тамара решила спросить.