Хотя почему так? Зачем обесценивать? Может, без книг всё было бы куда хуже? Да точно. И почему они себе позволяют грубость в мой адрес?

Вот бы снова стать маленькой. Даже если не навсегда, то чтобы снова мне было три года. Три, четыре, пять, шесть – счастливое время, когда всё для тебя, когда безусловно любят и нет оценок. Когда проснёшься утром – и никуда не идти, можно спать до десяти, до одиннадцати. Умиляются каждому твоему слову. Можешь нести всякий бред, но все взрослые будут говорить, как это мило, какая я умная, что я расту. Но расти я не буду, а буду таким нежным цветочком. Яркая одежда, подарки от гостей. Единственный ребёнок среди многих взрослых. Вот будет счастье!

Никаких уроков! Читать я умею, вот и будут вместо опротивевших тетрадей любимые книги. Мама снова станет доброй. Ведь маленьких обижать нельзя. С маленьким ребёнком мама будет сдерживаться. Уже не понадобится колючее-болючее воспитание, раз я не выхожу в этот мир, не надо привыкать к его грязи. Снова будут меня любить, снова будут тихие вечера. А то когда у мамы плохое настроение, мне становится очень страшно. Я ведь обязана её осчастливить! Мама жалуется, что не спит по ночам из-за мыслей. Я виновата, если бы я была хорошей, семья была бы счастливой. Но как стать умной и хорошей? Большим это практически невозможно. А вот маленькой – легко! Нарисовала рисунок, рассказала стишок – и молодец.

А ещё у меня с пяти лет была мечта: жить вечно. До шестнадцати лет я вообще никого из близких не теряла. Редкость, но вот так. Только слышала, что я не успела кого-то увидеть, потому что он ушёл из жизни. Так в памяти и засело. Скольких людей я не увидела, сколько от них я не узнала! Я бы увидела свою прабабушку, если бы она жила сто лет. Хотя как? Младенцем, что не считается. А вот если бы сто двадцать…. Эх! Сейчас была бы с нами, помогала бы мне и уж точно была бы добрее, чем бабушка. Мама рассказывала про её мягкий характер. А если бы двести лет? Триста? Тысячу? Сколько поколений мы бы видели! Бабушки, прабабушки, прапра….

До школы я думала, что человек живёт обязательно ровно-ровно сто лет, умирая в день рождения, когда должен быть сто один год. Видела по телевизору про Жанну Кальман. Сто двадцать два года! Больше что, не бывает, раз это рекорд? Когда в первом классе узнала в школе, что средняя продолжительность жизни – семьдесят-восемьдесят лет, разрыдалась прямо на уроке. Хорошо, что я не мальчик. Их жалко: и на войну идти, и смертность выше в принципе. Вроде я люблю день рождения. Но ведь он фиксирует, что мне на один год меньше теперь осталось! Мама говорила, что человек с рождения начинает стареть. Я расту, а мама с папой стареют? Самой первой я потеряю бабушку. И как буду дальше жить? А потом останусь сиротой, когда мне будет лет пятьдесят?! Двое родителей в этом возрасте – всё же редкость.

"Стася, бессмертия нет". Взрослые так говорят. Но почему они не верят? Как в это можно не верить? Они что, согласны с тем, чтобы враз перестать существовать, чтобы стемнело в сознании? Люди столько существуют, неужели никогда им не хотелось не разлучаться навсегда и не бояться собственного небытия?

– Стася, отстань, я отдохнуть хочу. Нет, люди не будут бессмертными. Это всё мифы, сказки. Человечество ошибалось, думая так.

– А если нет? Не отмахивайся.

– Стась, я не отмахиваюсь. Думаешь, я буду врать? Не могут жить вечно ни растения, ни звери, ни люди.

– Почему?

Мама отложила журнал.

– Ну, это невозможно. Помнишь, у меня телефон сгорел? Мы тоже механизмы своего рода. Я бы могла, конечно, тебя обмануть, чтобы порадовать, но не хочу. Знай правду с самого начала.