Что же касается родных, оставшихся в Дубровно…

Не знаю, что со мной стало происходить, когда подошла я к этой черте. Несколько дней не могла писать. И знала обо всем этом с детства, и рассказывала, а вот писать… Ужас мешал. Не страх – страха давно нет в моем сердце, но леденящий ужас. Как кровная память. Не присутствовала, родилась почти на десять лет позже тех событий, а будто помню. Наверное, так камни помнят. Или земля…

Сказать я об этом должна.

16 июля 1941 года Дубровно было захвачено немцами. Последовали немедленные запреты, касающиеся еврейского населения города: евреи обязаны были носить повязки с желтой шестиконечной звездой, они не имели права после шести вечера появляться на улицах. И – странное дело: люди, веками жившие вместе, мирно, спокойно, с кажущимся уважением друг к другу, без каких бы то ни было конфликтов, оказались, как по волшебству, разделенными на части. Одна часть – лишилась каких бы то ни было человеческих прав (в том числе и права на жизнь), а другая принялась добавлять в горькую чашу несчастных столько яда, сколько могли придумать ожесточенные умы. Теперь было можно все: остановить соседа с шестиконечной звездой на улице и приняться его избивать, плевать в лицо старухе-соседке…

В октябре 1941 года все еврейское население Дубровно было согнано в несколько двухэтажных домиков на улице Левобереговой.

Так началась короткая история Дубровенского гетто.

Две тысячи человек существовали в чудовищных условиях, в невероятной тесноте…

Дальше приведу данные из Википедии, пусть факты скажут сами за себя:

Еврейское гетто в Дубровно «было уничтожено 6 декабря 1941 года. Около льнозавода, рядом с еврейским кладбищем, в песчаном карьере, там, где сейчас улица Витебская, были расстреляны из пулеметов более 1500 евреев (за двором фабрики «Днепровская мануфактура»). Некоторых евреев, облив горючим, сожгли живьем. Детей убили последними – ломали им позвоночник о колено.

Оставшихся в живых ремесленников с семьями убили в феврале 1942 года».

Среди жертв еврейского гетто в Дубровно оказались все мои родственники по отцовской линии – близкие, дальние, двоюродные бабушки, дедушки, дяди, тети, их дети…

Танечка моя знала о случившемся по рассказам очевидцев и не раз с удивлением и печалью повторяла вопрос, на который, наверное, никогда и никому ответа не найти:

– Как так получилось, что сильнее и изощреннее немцев, с особой жестокостью и готовностью убивали людей свои, те, кто жил бок о бок, кто в мирной жизни никогда не казался недругом? Ведь делить там было абсолютно нечего: все были одинаково бедны…

Танечке потом рассказали, что когда людей сгоняли в гетто, в домик к ее старенькой тете (одной из сестер папы) вбежали соседи: хотели первыми успеть забрать ее козу… Успели…

Помните письмо отца своим дочкам в Москву, с которого я начала рассказ о тетях? Папа, тоскуя по своим дорогим деткам, пишет, что в Дубровно не хуже…

– Возвращайтесь, доченьки! – так и слышится его зов…

А я слышу голос моей Танюсеньки, любившей своего папу беззаветно:

– Как я горевала, когда папочки не стало! А потом… Как я радовалась, что умер он в своей постели, среди своих, что похоронен, как полагается… Это наше счастье – знать, что папа так умер, а не там, в том ужасе…

И еще: счастье, что дочки не послушались папу, не вернулись, как ни скучали, в родной дом…

Их вела другая судьба.

Танюсенька с Аней оказались в эвакуации в Ташкенте, куда была вывезена из Москвы Военная академия имени Фрунзе. Там ускоренно обучались офицеры, потом отправлявшиеся на фронт. Я храню письма с фронтов Великой Отечественной, которые присылали Танечке бывшие слушатели Академии. Многие из них погибли на войне.