Я застываю в полном ужасе, машинально сжимая Наташу в руках еще сильнее. Ее плач усиливается, а я понимаю, что своим поступком спровоцировал у девушки триггер.

С каждой секундой, что я держу в руках плачущую мне в плечо Наташу, я ненавижу себя все больше и больше. Отмотать бы время назад и не совершать ничего этого, но уже невозможно.

Какой же я придурок…

— Извини, — Наташа отрывается от меня и поспешно вытирает с щек слезы.

— Тебе не за что извиняться, — не спешу выпускать девушку.

— Из-за меня ты пострадал. Давай обработаю лицо.

Наташа выбирается из моих рук. Достает из аптечки перекись, смачивает ею ватный диск и прикладывает его к ссадине на щеке. Рану тут же начинает жечь, но я не дергаюсь и не издаю ни звука.

— Больно? — участливо спрашивает.

— Нет, все в порядке.

— А как ты оказался в моем дворе?

Я ждал от нее этого вопроса, поэтому, конечно, подготовил ответ заранее.

— Ты сегодня забыла в школе учебник по алгебре. Я его взял, хотел дать родителям, чтобы завтра отвезли его в Золотой ручей и передали там твоим родителям, но они сказали, что им некогда носиться с книжкой. Твоего номера телефона у меня нет, в соцсетях я не зарегистрирован. Поэтому я спросил у предков, где вы живете, и решил завезти тебе его вечером домой. А то нам на понедельник столько всего по алгебре задали.

Знаю, что легенда очень глупая, но другую я не придумал. Учебник по алгебре Наташа, естественно, не забывала. Я выкрал его из ее сумки.

— Да? — удивляется. — А я даже и не заметила, что учебника не хватает. То-то думаю, чего у меня после уроков сумка такой легкой стала, — широко улыбается.

И мне так радостно видеть ее улыбающейся, что сам непроизвольно приподнимаю уголки губ.

— Спасибо, Леша, — серьезно говорит. — Если бы не ты, даже не знаю, что со мной бы было.

— Тебе не за что меня благодарить.

Она убирает руку с ватным диском от моей щеки.

— Будешь чай?

— Буду.

— Пойдем на кухню.

Я иду следом за Наташей. Я первый раз у Кузнецовых дома в Москве. Хотя в Золотом ручье был у них сто раз, ведь все юбилеи и другие торжества, на которые нас приглашали как друзей семьи, всегда праздновались там.

Наташа живет в довольно большой и стильной квартире. Впрочем, это неудивительно, ведь у нее отец банкир, а мать известная писательница. В нашем элитном лицее других учеников нет.

Я сажусь на мягкий диван, а Наташа приступает к завариванию чая. Кухня огромная и белоснежная. Даже пол из белого мрамора.

— Ты черный чай пьешь или зеленый? — спрашивает, ковыряясь в кухонном шкафчике.

— Черный.

Она достает нужную пачку и насыпает листья в заварник. Заливает их кипятком, а через минуту разливает по кружкам. Ставит на стол одну для меня, а вторую для себя. Посередине кладет эклеры.

— Сахар нужен? — пододвигает ко мне сахарницу.

— Нет, спасибо.

Я никогда раньше не пил с Наташей чай наедине. Наверное, нужно завести какой-то разговор, но я не знаю, с чего начать после случившегося. Особенно, когда я теперь знаю, что летом Наташа пережила настоящее нападение.

— Ты точно в порядке? — осторожно интересуюсь, делая небольшой глоток.

— Да, — кивает. — Просто мне и так страшновато ходить по улице одной после инцидента в Париже, а теперь даже не знаю, как буду.

Мне снова становится не по себе. Сжимаю под столом кулаки до побелевших костяшек.

— У меня просто хотели сорвать с плеча сумку, — продолжает рассказ, — и мне надо было ее отдать, а я вцепилась в нее и не выпускала из рук. Ну и пострадала из-за этого. А сумку все равно отобрали.

— Сильно пострадала? — чувствую, как мой голос сел.

— Они вывихнули мне руку, а потом толкнули, и я всем телом впечаталась в здание. Вся левая часть была в синяках. Но, наверное, мне следует радоваться, что хотя бы не изнасиловали.