Но главным толчком к началу «индейского бума» в мальчишечьих головах (во множественном числе, потому что не только в моей) послужило восстание индейцев сиу в феврале 1973 года. Все газеты, от «Правды» до «Советского спорта» пестрели заголовками, типа: «Индейцы восстали». «Восстание индейцев сиу», «Вундед-Ни – трагедия американских индейцев». И практически во всех статьях, после рассмотрения события, шел экскурс в историю североамериканских индейцев, униженных, почти истреблённых, частично уцелевших в резервациях. Воспитываемые в духе интернационализма мальчишки мечтали хоть как-то помочь индейцам, но единственно, что они могли сделать – это объявить себя индеанистами и начать изучение индейской культуры, оказывая, тем самым, как им казалось, духовную поддержку этому народу.

У нас все началось с собирания материала по индейской тематике и попытки создать что-то наподобие «штабов». Собирались на чердаке одного из заброшенных домов старого городка, и подолгу просиживали в пахнущем сыростью и мышами углу под потрескавшимся шифером, обсуждая прочитанные книги и изучая вырезки из газет, аккуратно собираемые в альбомы. Однажды нас с шумом с чердака поперли, и правильно сделали, так как балки дрожали при каждом шаге и перспектива провалиться была вполне реальной. Мы счастья своего тогда не поняли, так как никто ничего сломать или повредить не успел, и на чём свет стоит, ругали своих спасителей. Но жесткий запрет был принят безоговорочно, поэтому остаток каникул проходил банально скучно.

Последний день лета 1973 года. Мы с ребятами сидим на скамейке за нашим домом, а так как он крайний, прямо за ним начинается лес. Переговариваемся ни о чём, бестолково проводя заключительный день летних каникул. Порывами налетает ветер, деревья начинают возмущенно шуметь и листья, кружась, падают на землю.

– Послушай, Панас, не долби по деревьям, без твоего стука тошно! – ворчит Юрка Зуев, обращаясь к Сашке Панасенко, который бегал вокруг нас и стучал палкой по древесным стволам. У него настроение, как видно, соответствует моему, а моё можно охарактеризовать как беспросветно-печальное.

– Чегой-то? – глупо засмеявшись, спросил тот. Панасом мальчишку обзывали во дворе, согласно обычаю давать кликухи по фамилиям или по каким-либо личностным характеристикам. Иногда одно другому не мешало, много чего интересного сообщая о характере носителя.

– Так быстро лето прошло, – тяжело вздохнул Колька Пантелеев.

– И завтра уже в школу, – продолжил мысль Юрка Зуев, разглядывая кружащийся в воздухе желтый берёзовый лист.

– И хоть бы шалашик в лесу построили! – вдруг сердито воскликнул Пантелеев.

Мы все живем в одном доме, крутимся в одном дворе, поэтому довольно тесно сдружились. Юрка на год меня младше, Колька – на два, а Панас – на три. Хотя, если по-честному, последний к нам просто пристал, и мы его терпели. Вот и в этот день он за нами увязался. Не гнать же! Хотя, как сказать! Просто, не взяли бы его с собой и избежали неприятных последствий. По крайней мере, я бы точно избежал.

– А что нам мешает это сделать сейчас? – интересуюсь у приятелей, сам удивляясь стрельнувшей в голову мысли. Иногда бывает, причём совершенно неожиданно.

– Ты что, глупый? Завтра в школу!

Чуть не отвесил Кольке подзатыльник за «глупого», но сдержался.

– Ну и что нам школа? – загорелся Юрка. – Да и строить не придется.

– Это почему?

– Есть шалаш.

– Готовый?

– Почти.

– А-а-а. – разочарованно протянул «Коля в Квадрате». Папу его тоже звали Коля, отсюда два Коли. Получается Коля в Квадрате.

– Не акай, Колька, и то хорошо. Там доделать – раз плюнуть! Видно кто-то строил, но потом бросил.