– Посмотрим на твоё поведение. Ой! – вдруг вскрикнула она.

На нашей скамейке кто-то сидел.

– Не боись, свои! – послышался знакомый голос. Обладательницей его оказалась Валентина, средняя дяди Володина дочка, родная племянница нашей бабули. У Владимира Сергеевича три дочери: старшая – Нина, моя крестная, была замужем и жила в Летово; младшая – Оленька – наша закадычная подружка. С этой задорной семилетней девочкой мы часто играли вместе. Валентина – весёлая, бойкая на язык девушка лет 19-ти, сидела на нашем крылечке с молодым человеком и застенчиво улыбалась.

– Гуляете? – почему-то спросила она, хотя и так было понятно, что мы гуляем.

– Да, – подтвердила Лида. Я проскочил в сени. Лида с ними поговорила и очень скоро прошла в горницу. Я еще минуты три – четыре подглядывал в дырочку, пытаясь понять, что это они там делают на нашем крыльце, будто не могли на своем посидеть. У дяди Володи целая терраска, сиди, хоть обсидись! Скоро это занятие наскучило, и я тоже ушел спать.

Дни проходили насыщенно. Утро начиналось довольно рано из-за мух. Ни свет, ни заря эти назойливые насекомые просыпались и начинали с жужжанием носиться по горнице. Это еще полбеды. Беда заключалась в том, что они были сильно кусачие. Залезаешь под одеяло с головой – жарко. Высовываешь голову, тут же начинают приставать и пребольно жалить. Покой можно было найти в «темнушке». «Темнушкой» называли отгороженное от сеней небольшое помещение, которое, по сути своей, представляло большую кладовку. Если не включать свет, то темень непроглядная, хоть ночью, хоть днем. Там стояли две кушетки, застеленные набитыми соломой матрацами, но на чердаке, куда из «темнушки» был свободный лаз, по ночам сильно верещал сверчок. В общем, везде засада.

Бабушка поднималась очень рано, когда еще только начинал брезжить рассвет. Молилась, стоя на коленях перед иконостасом и уходила на огород, заниматься прополкой. Потом готовила нам на квадратной сковородке завтрак. Если был какой-нибудь религиозный праздник, а они случались часто и с завидным постоянством, бабушка с утра или с прошлого вечера в церкви. Тогда завтрак готовила Лида. Ольга прибегала как раз к этому моменту, поэтому она почти всегда завтракала с нами. Пища была не хитрая: картошка жаренная с молоком, хлеб, дары огорода, типа огурцов и прочей зелени. Если не поленимся и сбегаем на зады, где начинался луг, можно было набрать за какие-то полчаса целый кулек луговых опят, которые мы называли простонародно «дристушками». Прозвание образовалось из-за того, что росли они обычно там, где коровы сбрасывали навоз. Идет буренка и на ходу какает, оставляя за собой длинные полосы. Вот такими же полосами «дристушки» и произрастали. Собирали исключительно шляпки. Вывалишь собранные шляпки опят на сковородку, которая нагревается на чугунной керосинке, кажется, целая гора, на ораву должно хватить. Ужаривается эта гора до состояния кучки, хоть за новой порцией беги – на двоих мало! Вкуснятина неимоверная!

Потом играли во всякую всячину, чаще всего в прятки. Однажды решили мы с Лидой Ольгу подурачить. Сестренка надела мою майку и шортики, я натянул её платьице, и мы спрятались, предвкушая удовольствие. Оля ходила по дому, заглядывая во все углы, потом бросилась к сундуку, до которого надо было дотронуться первым, чтобы «засалить» того, кого нашла и звонко закричала:

– Туки-туки Игорёк!

Смеясь, выходит Лида в моём облачении. Из-за печки выскакиваю я, и мы начинаем скакать перед обалдевшей Ольгой:

– Обознатушки, перевадушки! Обознатушки, перевадушки!

Ольга так расстроилась, что чуть не заплакала.