– Ха! На третьем свидании пошутил, что проснулся утром, а у него стояк и на члене мое имя. А я только после пятого свидания узнала, что оно бы там точно не поместилась. Разве что в сокращенном варианте из четырех букв.

– Хах!!! Ой, блин! – еще один гудок. Арина хохотала до слез в глазах.

– Смотри на дорогу! Я не хочу предстать на том свете с лицом похожим на лепешку!

– Думаешь Сатане есть дело, как ты будешь выглядеть?

– Не знаю. Кстати, он сам то спутницей не обзавелся. Получается сам владыка теней, прародитель боли и ужаса не согласен на этот пиздец в виде отношений. Уверена, мои бывшие – его проделки. Ну уж нет… я собираюсь в рай. Вселенная мне должна, знаешь ли.

– Что именно?

– Списать все грешки. А их не так много к твоему сведению. Моя жизнь и без того… превращается в ад… – Саша тяжело выдохнула, когда Арина зарулила в ограду. – У нас еще есть время развернуться. Давай же, включай заднюю!

– Не паникуй. Нужно сорвать этот пластырь. Она не отстанет, ты же ее знаешь.

– Черт, она идет…

– А ты думала, она так и будет в воротах стоять? «Девочки пышки созданы из стали и диет, их не сломить!» Ну, повтори!

– Сколько лет прошло, а ты все помнишь?

– Представь себе, еще помню тебя веселой, безрассудной девчонкой, бросавшей вызов всему и каждому. Даже ей…

– Так и будите здесь сидеть?!

– Привет мам! Уже выходим.

Женщина с советского плаката “Не растить барчуков”. В глаза сразу бросалась морщина между бровей, нависшие веки и плотно сжатые губы. Мать перестала красить волосы, поправилась.

Сестры посмотрели друг на друга.

– Мне чур тяпку!

Опередила Арина. Обе поняли, что инструмент у забора: тяпка, грабли, лейка и прочее, предназначался для них.

– Коза!

– Оп-па! – мать ошарашенно уставилась на Сашку, когда та вылезла из машины. – Я и забыла, что ты у меня брюнетка. Дайка посмотреть… – она заставила Сашу вращаться вокруг оси.

– Мам… перестань.

– Будто старше стала, взрослее.

– Как и ты.

– Ну… никто из нас не молодеет. Вовку дома оставила что ли? Я думала он мне с навесом поможет…

– Сами справимся, мам.

– Что у тебя с лицом? – спрашивая Сашу, мать посмотрела на Арину. Та сделала вид, что очень сосредоточена на пакетах в багажнике.

– А что с ним, мам? Теперь тебя и лицо мое не устраивает?

– Тебя какая муха укусила?

Сашка взяла сумочку с переднего сиденья и размашистыми шагами направилась в дом.

Каждый угол здесь напоминал об отце. Нет, он не строил его своими руками, но руководил. Маленькой девчонкой она пряталась за юбкой матери, когда отец гонял строителей по участку. У него был низкий твердый голос, большие волосатые руки, с возрастом появился живот. Сашка смотрела на него с трепетом и благоговением. Его же любовь к дочери была условной. Сашка до самой смерти отца надеялась, что он примет ее такой какая она есть – рассеянной, застенчивой фантазеркой, но этого не произошло. Им так и не удалось достигнуть гармонии в отношениях.

На комоде в гостиной так и не появились ее фотографии. Лишь на одном снимке, где родители сидели на диване с новорожденной Ариной на руках, а Саша стояла сбоку. «Так сбоку и осталась», каждый раз повторяла она, когда видела это фото. Ряд белых снимков: родители в больнице, с коллегами, Арина в халате с красным дипломом, затем шли бабушка и дед на фестивале помидоров, гордо державшие килограммового победителя. Каждый раз, глядя на эти снимки она чувствовала боль, словно ее предали, бросили как бракованную. В ряде африканских племен испокон введен обычай выгонять ребенка, если он показался родителям больным, не соответствующим принятым в племени стандартам. Его просто вышвыривали из семьи, и он скитался сам по себе, пока наконец не погибал. Изгой, вот кем она в действительности ощущали себя с самого детства. «Башкой соображать надо», «косорукая, все через задницу», «потом не приползай за помощью», со всех снимков на Сашку посыпались излюбленные фразы отца. С каждым годом теплых воспоминаний о нем оставалось все меньше. Поэтому она приезжала сюда все реже.