К тому же, по воззрению, распространенному в иноческой среде, тот, у кого лежит душа к особенным подвигам, привлекает особенное внимание сил враждебных, нечистых. К нему подступают бесы, приходится держать духовную оборону от их нападок со всех сторон. Сложно тут не соблазниться, не впасть в прелесть.

Истинный подвижник, особенно пустынник, – большая редкость в иноческой среде. Причем не только сейчас, но и в древности.

Филипп явно удалился на длительный срок не без благословения, всё выдержал и вернулся в «киновию», завоевав всеобщее уважение. Сколько он провел в уединении, неизвестно. Житие говорит о годах его пустынножительства. Но любое уединение на острове неподалеку от большого монастыря не может быть полным. Очевидно, к нему заходили другие иноки, возможно, игумен и старцы, смотрели за благочинием и честностью его жизни, оценивали. Аскетические усилия, если предпринимаются они с прозрачной душой и прямой верой, воздействуют на монаха так же, как на металл воздействует процесс закалки. Шлаки, дурные примеси уходят, остаются лишь чистота и прочность. Опытные братья Филиппа по соловецкой общине, очевидно, следили за изменениями, происходившими с его личностью и вынесли доброе суждение. Это – не тщеславие, не торопливость духа, не самонадеянность экзальтированного неофита. Это – настоящее.

Вернувшись в общину, Филипп спокойно вошел в стихию повседневных трудов. Теперь за ним признавалось право высказывать суждения по важным предметам иноческой жизни, и к словам его прислушивались. Вскоре настоятель сделал Филиппа своим «споспешником», иначе говоря, помощником, доверенным лицом. По словам Жития, «…видя же его игумен Алексей тако превосходяща подвиги, и чюдна смыслом и разсудительна суща, и смирением украшена многим и мужественна в деланиих добродетельных, радовашеся о нем зело, и спомощника и содельника имяше его во многих служениих и попечении, о начальных службах устрояти ему повеле».

Вероятно, после возвращения из лесной кельи, Филипп поднялся на высшую ступень монашества: принял великую схиму. В дальнейшем Житие именует его старцем.

Соловецкая братия видела в Ионе Шамине Божий дар пророчества. Одно из его пророчеств касалось ученика. Всмотревшись в Филиппа духовным взором, Иона Шамин сказал: «Он будет настоятель во святой обители сей».

Так и вышло.

Соловецкий настоятель Алексий постепенно изнемогал под грузом лет и нездоровья. Ему все труднее было справляться с многочисленными обязанностями главы большого монастыря. Он надеялся передать игуменский сан Филиппу, прекрасно показавшему себя в «начальных службах», уважаемому братией, прожившему в обители девять лет. А, передав, до скончания века жить «особно», отдыхая от трудов.

Но для Филиппа настоятельская власть представлялась остро нежеланной. Создались обстоятельства, крайне неприятные для обоих.

Алексей, как сообщает Житие «благословляет и молит» Филиппа «на свое место игуменом». Слово «молит» в данном случае надо понимать как «умоляет», то есть настаивает и упрашивает Филиппа принять сан против его собственного желания.

Тот отказывается. И, видимо, проявляет большую твердость.

Тогда игумен собирает всю братию и обращается к ней с вопросом: «Меня старость к земле клонит и мучают недуги, так скажите же, кого хотите видеть в настоятелях после меня? Кто будет благоуправно окормлять вас, когда я уйду?» Ни у кого не возникает мнения, что есть более достойный преемник Алексию, чем инок Филипп. Его хвалят за большой разум, духовные знания, способность к наставничеству. Алексий пожимает плечами: «Как мне с вами не согласиться? Думаю о том же». Он рассказывает всей общине о нежелании Филиппа принять власть над обителью и просит монахов обратиться к нему всем миром. «Потом же и вся о Христе братия молят его, дабы повинулся игуменскому благословению и не презрел моления их, еже правити святое место и пещися о спасении братства. Видяху бо его вси всеми добродетельми украшена и могущи спасти словесныя овца. Он же отрицашася такого начинания».