«В лето 7046», – означает: с сентября 1537 по август 1538 года. Другой летописец уточняет: 1 мая 1538 года. Если взыскующий монашеской жизни дворянин не увидел бедствующих погорельцев сразу, то уж точно увидит их очень скоро. К тому же, пожарное разорение обители затянулось надолго: строевой лес был редкостью на архипелаге, так что его не хватало даже на возобновление келий; приходилось доставлять бревна с материка. Так или иначе, великий пожар Соловецкий не поколебал решимости странника остаться на островах. Это показывает серьезность намерений и твердость воли будущего митрополита.
В 1468 году новгородские власти даровали небольшой монашеской общине всю землю Соловецкого архипелага. Но братия, хоть и была по внешней видимости богатым землевладельцем, располагала лишь дикими, скудно населенными территориями. А потому жила бедно, много трудилась, и никто не смел воротить нос от простой черной работы.
Как пишет современный историк, «…чтобы выжить на диком острове, соловецкой братии приходилось много трудиться «ручным делом»: копать землю, валить лес, «сечь» дрова, варить из морской воды соль, ловить рыбу, ходить на небольших судах по бурному и опасному морю, молоть привезенное с материка зерно… печь просфоры и хлеб. Продиктованный суровой необходимостью, этот постоянный и напряженный телесный труд со временем превратился в яркую черту духовной жизни на Соловках, станет восприниматься иноками как один из аскетических подвигов – наряду с молитвой и постом».
Необходимость «ручного дела» в значительных объемах для каждого инока к 30-м годам XVI века никуда не делась, и Федору Степановичу предстояло познакомиться с ней самым тесным образом.
Каждый, кто хочет стать монахом, проходит в обители своего рода «испытательный срок» – послушничество. У кого-то оно короче, у кого-то – длиннее, и только считанные единицы постригаются сразу после того, как изъявили такое желание. Подавляющее большинство сначала получает опыт жизни в монастыре, неустанных трудов, смирения и самоограничения. Кое-кто, попробовав вкус монашества, понимает, что такая жизнь не по нему. До принятия пострига обитель можно невозбранно покинуть, отказавшись от иноческой доли. В этом нет никакого греха. Человек тратит время и труд, но этим лишь возвышает душу, насколько может. Кто-то способен перейти на более высокую ступень ясно и скоро, кто-то входит в монашество на протяжении многих лет и даже десятилетий, кому-то подобный шаг не под силу в принципе. Ну а для кого-то подвиг благочестивой и честной жизни в миру зачтется в неменьшей мере, чем иноческие подвиги, – когда Высший Судия примется оценивать наши жизни.
Так вот, ищущий пострига человек, но еще не монах, именуется в монастыре послушником. И Федор Степанович Колычев был простым послушником долго. Игумен Алексий (Юренев) поставил его на общие работы, наряду иными послушниками, никак не выделяя из их числа.
Житие передает этот период его судьбы в нескольких ёмких фразах: «И тружаяся со всяким усердием… и многие скорби и труды подьял, словно раб, которому не суждено быть выкупленным»[14]. Он проявил покорность воле настоятеля, жил любовно и смиренно в отношении остальной братии. Отпрыску боярского рода пришлось рубить дрова, копать землю, переносить камни, трудиться на мельнице, выходить в море на ловлю рыбы… По словам составителя Жития, Федор Степанович «…вся таковая со тщанием делаше». От суровых условий соловецкого быта молодой Колычев одно время хворал: у него появился нарыв на плече. Но здоровый организм профессионального воина с болезнью справился.