, способного без препятствий покидать пределы застав Хэйанке, следуя к особому в разных краях делу, тихому в недобрых рубежах поручению. Видно было, что много дней путник оставил в пути – лицо загорело, одежды запылились.

День уже прибывал к концу, а впереди во все стороны ширился лишь необъятный пустырь. Солнце заваливалось за горизонт и гуще набухал туман, когда задул внезапный недобрый ветер.

Путник привык выпутываться из беды, находить в момент скорое решение, а потому не входил в отчаяние и следовал назначению выбранного пути. Хотя давно до́лжно было напроситься на ночлег, набежать на гостиницу или любое другое жилище.

В наступающей темноте больше всего противило путника неявление луны: двигаться без устали, не замерзать он ещё был готов, но пробираться на ощупь, положившись на силу предощущения, – дело пропадшее, когда и большой храбрец станет без воли не храбрецом.

Солнце окончательно скрылось. Путник остановился, прекратил в бессветии движение. Он закрутил головой в разные стороны, точно ждал знака, и тот вмиг явился: заюлил далеко-далеко справа от дороги неясный огонёк, ведущий прочь от исхоженной тропы по траве в сторону беспросветной ночи.

«Знающий путь уступает идущему по нему. А идущий отстаёт от спешащего в радости. Бойче шаг, Тоео-сан! Там обретёшь приюта усладу», – обратился к себе путник и сошёл вслед за плывущим в далеком воздухе фонарём с дороги.

Долго шёл Тоео за маячащим светом. Усталый, он вместе с тем не прекращал испытывать перед собой посохом путь, памятуя, что негодные люди часто манят перехожих к обрывам, ямам и топям, дабы затем навредить, обобрать и спрятать.

И вот через какой-то недолгий час впереди появились разрушенные ворота. За ними гудела глубокая река, скрипел на ветру деревянный мост.

Когда-то прежде здесь была устроена застава. Теперь лишь темень завораживала всё вокруг. Места гляделись покинутыми. Расползался по траве туман, но мост приуснул над рекой, невредимый. Казалось, взвеси капель воды не решаются покрыть собой и его. Где-то там, на тверди надводных досок, всё так же приветливо зазывал фонарь, обещая приютный кров и сытую на ином берегу радость.

Странное это было место, дикое, неживое. Тоео решил сперва наломать досок из разрушенных заставных ворот, оттопиться ночью на изголовье из трав, а утром, не сослепу осмотреться, разведать невидимый берег, а там и вернуться на прежнюю дорогу, если что. Но затем припомнил, что скверное это место – исток надводного построения: хоронения часто устраивали у опор мостов. А потому, не желая досаждать духам, двинулся вслед за огнём, уступая себя и случаю, и затаённому берегу.

И лишь перешёл Тоео заставы портал, ухнули, точно распрямившись, наката доски, натянулись, вытряхивая вековую пыль, моста канаты, и высветилась великая луна, проявляя необъятный бурливый ток реки и невозможной крепи и долготы деревянное над водой построение.

Туман забылся позади на другом берегу. Тоео шёл за огнём по мосту, но не видно было краёв тверди, лишь лавинные срывы воды кругом и смоляное, гневливое над головой небо.

Пропащий час скрипел Тоео по мосту. Остановился, скинул короб. И явился на лунный свет тугой, обтянутый кожей рогатый лук. Зацепил Тоео стрелу с ястребиными перьями и спустил тетиву над водой в сторону затаённого берега, силясь расслышать глухое земли касание. Но круто кругом резвилась вода, казалось, местами плескалась и рыба, и не сумел ничего постигнуть Тоео. Фонарь по-прежнему в воздухе плясал, но и теперь в ясном лунном блеске не высвечивал ни руку, ни фигуру идущего рядом.