Ну, и так далее на девятнадцати страницах путевого дневника.

Вот ведь какой толчок мысли может дать нехитрая метка пытливому уму, и впоследствии метка эта послужила вдохновением для написания книги. Случилось это в конце XIX века. А сейчас? Стыд и срам! Совсем [писать] разучились! Вот – взять к примеру: «…в те времена рыба была толще, вода в реке чище, зверьё в тайге жирнее, поля тучнее». Где стиль? Где красота слога, изящность в построении фразы?.. Однако, продолжим…

Уже в начале тридцатых годов XXвека, когда из всех по настоящему преданных своему делу скопцов, собственно, в живых остался только один – дедушка Василий, посёлок разросся, жить стало несколько легче и веселей: «советска власть» всё-таки. Потомки религиозных фанатов были не настолько религиозны как их предки, позволяли себе время от времени расслабиться: выпивали штоф другой по вечерам, по праздникам, бывало, и больше. Зимой – так и вообще – мужички не просыхали: расслаблялись от летних забот.

Были, значит, в посёлке три убеждённых трезвенника, три колоритные фигуры: означенный выше окладисто-бородатый не по годам мощный старик – дед Василий; подпольный престарелый шаман с лукавыми глазками и жидкой, заострённой книзу, седенькой бородёнкой, по имени Байбал3 и ведьма… Да, представьте себе – самая настоящая ведьма: густо-морщинистая, длинно-сарафанная старая дева, молчаливая русская баба Пелагея. Глаза у неё, говорят, были ясные, и зелёные-зелёные. Очень была, говорят, красивая по молодости, – кровь с молоком; из ссыльных благородных кровей, и неподступная для парней – не баба – кремень.

Скурвилась же здесь по причине чрезвычайно несчастной любви. Что может быть сильнее неразделённой любви, той любви, которая окрыляет, и тут же обрезает крылья души, придает, и убавляет силы? Такая любовь начисто лишает свободы, истощает тело и сердце, убивает душу и отнимает разум. Парень, которого она тайно и безответно любила, благодаря усилиям скопческой общины крепко уверовал, и… И стала она слугой противника Господа, начала в отместку сатане служить. Видать – хорошо служила, потому-как уже через пару месяцев парень тот в страшных муках и судорогах от неизвестной болезни скончался. Вот ведь до каких крайностей, бывает, любовь-то доводит.

В посёлке решили – а чего ж тому удивляться: умом тронуться можно по разным причинам: вот, по слухам – у одной купчихи в Якутске, ещё до революции, котёнок любимый помер, так она с тоски и закуковала. А тут у живого человека, хоть и на добровольной основе, но внешний орган отрезали. Подчистую. По самые. По не могу. Каково про это любящему человеку узнать? Каким бы кремнем ни был, а неприятно. Даже представить страшно: это что ж получилось бы – а ну как у Адама «по самые», производство человеков на нём бы и закончилось?

Дед Василий был шумным и смелым человеком: в открытую исповедовал свою скопческую веру: доставал каждого встречного и поперечного: «Отрекись от дьявола, возлюби Господа и ближнего, очищайся молитвою от всего греховного, избавься от окаянного»… ну, и так далее. Шамана Байбала местный люд исподтишка приглашал на свадьбы и похороны: Бог под запретом, его не видно, а шаман – вот он, живёхонек, мало ли что; вроде даже как и ветеринар: болезни всякие у скота излечивает. Иногда. Пятьдесят на пятьдесят. И что интересно – коровы, после бурного и неистового шаманского излечения становились заиками. Частенько в полях можно было услышать, как какая-нибудь бурёнка выводит: «М`м`м-му-у-у-у». Кстати – говорят, потомки этой породы до наших дней сохранились, и каким-то образом мелкими партиями разошлись по всей стране.