– «Вышеназванный подозреваемый, – продолжил читать Грейтхаус, – также обвиняется в причастности к исчезновению Энн Янси, Мэри Кларк и Сары Голдсмит и одновременному ограблению их родовых поместий с августа тысяча шестьсот восемьдесят девятого года по март тысяча шестьсот девяносто второго года или около этого времени с использованием следующих вымышленных имен: граф Эдвард Баудевайн, лорд Джон Финч и… – Он запнулся. – Граф Энтони Лавджой»?

– Я ведь тогда был еще молодой, – сказал Морг, едва заметно пожав плечами. – Воображение юное играло.

– Значит, вы ничего из этого не отрицаете?

– Я отрицаю, – последовал спокойный ответ, – что я обычный преступник.

– «Подписано достопочтенным сэром Уильямом Гором, рыцарем и лорд-мэром города Лондона, засвидетельствовано сэром Салафиилом Ловеллом, рыцарем и рекордером указанного города, и достопочтенным Джоном Дрейком, королевским констеблем». – Грейтхаус передал пергамент Рамсенделлу, который взял его, словно это была дохлая змея, и сказал Моргу: – Кажется, ваше прошлое догнало вас.

– Увы, я в ваших руках. Смею надеяться, что до отъезда вы накормите меня хорошим завтраком.

– Один момент, – сказал Мэтью, и оба врача немедленно обратили на него свои взоры. – Вы говорите, квакерам стало известно… что мистера Морга разыскивают в Лондоне. Как это случилось?

– К нам его привезли в августе прошлого года, и выглядел он примерно так же, как сейчас, – стал объяснять Рамсенделл. – Приблизительно через неделю один из их врачей поехал по делам в Лондон, добрался туда в ноябре и услышал все еще продолжавшиеся разговоры о костях, найденных на Хаммерс-элли месяцем раньше. – Рамсенделл вернул Грейтхаусу распоряжение о передаче и вытер ладони о бриджи. – Появились свидетели, они рассказали, как выглядел Тод Картер, описание внешности опубликовали в известной газете, и многие в городе прочитали его. Кто-то узнал в нем человека, представлявшегося лордом Джоном Финчем, который носил, как это называли, «лоскутную бороду». В «Газетт» тогда, видимо, беспрерывно об этом писали.

– Кажется, я читал об этом, – стал припоминать Мэтью.

Он брал экземпляры «Газетт» у пассажиров, прибывавших морем, а значит, читал их не раньше чем через три месяца после самих событий.

– В описании внешности Картера врач узнал знакомого персонажа и обратился к королевскому констеблю. Но, как я сказал, к тому времени Морг уже был у нас. Квакерам было… мм… трудновато с ним справляться.

– А у вас лучше получалось? – Грейтхаус усмехнулся. – Я бы порол его каждый божий день.

– Слышишь, как они о тебе говорят, – сказал Морг, не обращаясь ни к кому в особенности. – Как о каком-то рисунке на обоях.

– А почему вообще он оказался в этом квакерском заведении? – спросил Мэтью.

– Он там оказался, – заговорил Морг, – потому что его арестовали на Филадельфийском тракте за разбой на большой дороге. Он решил, что сидеть в мрачной квакерской тюрьме – это не для него, поэтому ему, бедной, заблудшей душе, нужно прикинуться сумасшедшим и лаять подобно собаке, что он и начал проделывать прямо перед судом, состоявшим из тупиц. И он не возражал, когда его поместили в академию для умалишенных, и пробыл там… сколько же? Два года четыре месяца и двенадцать дней, если его математические способности еще не превратились в пудинг.

– Но это еще не все, – сквозь дым трубки проговорил Хальцен. – Он четыре раза пытался бежать из заведения квакеров, совершил нападения на двух других пациентов и чуть не откусил большой палец у врача.

– Он зажимал мне рот рукой. Это было очень грубо.

– А здесь Морг не пробовал ничего такого? – спросил Грейтхаус.