В свете, падавшем из окон чердака, с потолочных балок свисали четыре человеческих скелета, три из которых когда-то принадлежали взрослым, а один – ребенку. «Мои ангелы» – так назвал их Маккаггерс во время того первого визита Мэтью. Стены этого мрачного зала украшало не меньше двух десятков черепов разной величины – целых и без нижней челюсти или каких-нибудь других частей. Скрепленные проволокой кости ног, рук, кистей и грудных клеток служили здесь странными декорациями, вынести соседство с которыми мог только коронер. В этом довольно большом помещении стоял ряд картотечных шкафов медового цвета, на них также располагались экспонаты из костей. Были тут и скелеты животных – это говорило о том, что в собирании костей Маккаггерса интересовала их форма и разнообразие. Рядом с длинным столом, уставленным мензурками и склянками, в которых плавали предметы неопределенного (но определенно жуткого) происхождения, помещался стеллаж с мечами, топорами, ножами, мушкетами, пистолетами, а также более примитивным оружием, таким как дубинки, утыканные страшного вида гвоздями. Именно перед этой коллекцией приспособлений, обращавших человеческие существа в груды костей, стоял Хадсон Грейтхаус, крутя в руках и с восхищением рассматривая украшенный витиеватым узором пистолет.

Оторвавшись от него, он наконец посмотрел на Берри и, чуть улыбнувшись, сказал:

– А, мисс Григсби.

Берри ничего не ответила. Она продолжала, замерев, изучать устрашающую обстановку чердака, и Мэтью забеспокоился, не окончательно ли она лишилась дара речи.

– Коллекция мистера Маккаггерса, – услышал сам себя Мэтью, хотя для чего он это сказал, было непонятно.

Повисла тишина. Наконец Маккаггерс предложил:

– Кто-нибудь хочет чаю? Он холодный, но…

– Какая великолепная… – Берри не знала, как это назвать. – Выставка, – нащупала она нужное слово.

Голос ее звучал спокойно и отчетливо. Она протянула руку к детскому скелету, висевшему к ней ближе всего. Мэтью поморщился, представив себе, как она сейчас коснется руки скелета, но так высоко ей, конечно, было не дотянуться. Впрочем, еще чуть-чуть – и дотянулась бы. Она перевела взгляд на коронера, и, тихо обойдя ее, Мэтью увидел, как она лихорадочно размышляет, изучая человека, который живет в окружении таких экспонатов.

– Позволю себе предположить, – сказала она, – что эти трупы остались невостребованными: не заполняется же кладбище Нью-Йорка так быстро, что там больше нет места?

– Конечно нет, и ваше предположение верно. – Маккаггерс позволил себе едва заметно улыбнуться. Он снял очки, достал из кармана черных бриджей носовой платок и протер стекла.

«Чтобы получше Берри рассмотреть», – подумал Мэтью. Бледный, среднего роста, со светло-каштановыми волосами и залысинами на высоком лбу, Маккаггерс был всего на три года старше Мэтью. Простая белая рубашка, рукава закатаны, вечная двухдневная небритость. При этом содержит себя и свой чердак в такой же чистоте, как Салли Алмонд свою кухню. Он снова надел очки, как будто увидев теперь Берри совсем по-новому.

– Ко мне не так часто заглядывают посетители, – произнес Маккаггерс. – А те, кто наведывается, обычно ежатся от страха и торопятся уйти. Ведь люди в большинстве своем… так боятся смерти…

– Ну я тоже не в восторге от самой идеи, – ответила Берри и бросила на Мэтью быстрый взгляд, говоривший, что она не совсем еще оправилась после их соприкосновения со смертью в имении Капелла, от ястребиных когтей и ножей убийц. – Но что касается формы, ваша экспозиция очень интересна. Можно даже сказать… искусно составлена.

– Да, воистину! – Маккаггерс почти расплылся в улыбке, явно довольный тем, что встретил родственную душу. – Кости просто прекрасны, не правда ли? Как я однажды сказал Мэтью, они суть воплощение всего, что завораживает меня в жизни и смерти. – Он поднял на скелеты гордый взгляд, от которого у Мэтью пошел мороз по коже. – Молодой человек и женщина – вон те двое – прибыли со мной из Бристоля. Девочку и старика нашли здесь. Ведь мой отец был коронером в Бристоле. Как до него и мой дед…