Но через два дня это случилось вновь. Я пришел домой, а Энн не было. Вскоре она появилась и объяснила, что снова задремала под деревом в парке. На другой неделе все повторилось – опять во вторник и в четверг. Будь то другие дни, у меня не зародилось бы подозрений так быстро и я бы не стремился проверить свои догадки. Зная, что ее занятия начинались в четыре и заканчивались в шесть, я рано ушел со службы и занял неприметную наблюдательную позицию на улице напротив магазина Портмана. В четверть пятого на меня снизошло что-то вроде успокоения, но, готовясь уйти, я увидел ее. Как ни в чем не бывало она шла по Монтегю-стрит – по другой ее стороне, – высоко подняв солнечный зонтик, который я подарил ей на день рождения. В эту минуту мое сердце оборвалось, и я застыл, не пошел за ней, не окликнул ее, только смотрел, как она складывает зонтик и входит в магазин Портмана.

– Обычно ли для вашей жены являться на условленную встречу с опозданием?

– Отнюдь нет, мистер Холмс. Она считает, что точность – это добродетель, то есть считала до некоторых пор.

– Понятно. Прошу вас, дальше.

– Вы можете представить, какое во мне вскипело возмущение. Мгновение спустя я взбегал по лестнице к квартире мадам Ширмер. Я уже слышал, как Энн играет на гармонике свои страшные, тяжкие мелодии; самое их звучание распалило мой гнев, и со всей яростью я ударил в дверь.

– Энн! – закричал я. – Энн!

Но встретила меня не моя жена. Это была мадам Ширмер. Она открыла дверь и вперила в меня самый злобный взгляд, какой мне доводилось встречать.

– Я хочу видеть мою жену, немедленно! – возгласил я. – Я знаю, что она здесь!

Тут же музыка перестала доноситься из глубины квартиры.

– Идите домой и там увидите свою жену, герр Келлер! – негромко сказала она, ступая вперед и закрывая за собою дверь. – Энн уже не учится у меня! – Она держалась за ручку двери и загораживала своим массивным телом проход, дабы я не мог прорваться в квартиру.

– Вы обманули меня, – сказал я достаточно громко, чтобы Энн могла услышать. – Вы обе меня обманули, и я этого не спущу! Вы подлая и порочная особа!

Мадам Ширмер рассвирепела, да и я так рассердился, что язык у меня заплетался, как у пьяного. Оглядываясь теперь назад, я понимаю, что мое поведение не отвечало здравому смыслу, пусть эта кошмарная женщина и предала меня, пусть я и боялся за свою жену.

– Я только даю уроки, – сказала она, – но вы делаете это трудным для меня. Вы пьяный человек, и вы подумаете об этом завтра и будете злы на себя! Я больше не буду говорить с вами, герр Келлер, поэтому никогда не стучите так в мою дверь опять!

Тут мое негодование вырвалось наружу, мистер Холмс, и боюсь, я повысил голос сильнее, чем было бы разумно.

– Я знаю, что она приходит сюда, и я убежден, что вы продолжаете кружить ей голову своими сатанинскими идеями! Я понятия не имею, чего вы рассчитываете этим добиться, но если вы ищете ее наследства, то могу вас заверить: я сделаю все, что под силу человеку, дабы вам не удалось даже притронуться к нему! Разрешите предостеречь вас, мадам Ширмер: пока моя жена не окажется свободна от вашего влияния, я буду препятствовать каждому вашему шагу и не позволю дальше дурачить себя!

Рука ее соскользнула с дверной ручки, пальцы сжались в кулак, казалось, она вот-вот ударит меня. Как я уже сказал, это крупная, дюжая немка, и я не сомневаюсь, что она с легкостью одолеет среднего мужчину. Однако она погасила свой воинственный пыл и сказала:

– Теперь я предупреждаю вас. Уходите и никогда больше не приходите. Если вы сделаете беспорядок еще раз, я могу подвести вас под арест! – Затем она развернулась на каблуках и вошла в квартиру, захлопнув передо мною дверь.