– И ваша жена относится к этой категории людей?

– К сожалению, относится, мистер Холмс. Энн всегда была чрезмерно восприимчивой, доверчивой женщиной. Как будто бы она родилась чувствовать и переживать острее других. В этом ее великая сила и великая слабость; распознав в ней это тонкое свойство, человек с дурными намерениями может легко им воспользоваться, что и сделала мадам Ширмер. Конечно, я долго не сознавал этого – до последних дней я был, по сути, слеп.

Видите ли, был ничем не примечательный вечер. По обыкновению, мы с Энн мирно ужинали; едва притронувшись к еде, она поднялась из-за стола и пошла играть в мансарду – это тоже стало обыкновенным явлением. Но потом произошло кое-что еще. В этот день – в подарок за преодоление некоторых трудностей, связанных с банковским счетом, – один из моих клиентов прислал мне в контору дорогую бутылку вина кометы[2]. За ужином я думал удивить им Энн, но, как я сказал, она быстро ушла из-за стола, и я не успел сходить за бутылкой. Я решил отнести вино к ней. С бутылкой и двумя бокалами в руках я поднялся по лестнице в мансарду. К тому времени она уже начала играть, и звуки гармоники – необычайно низкие, монотонные и долгие – проникали внутрь меня.

Когда я приблизился к чердачной двери, бокалы, которые я нес, задрожали и ушам стало больно. При этом я все слышал. Она не исполняла музыкальное произведение и не предавалась опытам с инструментом. Нет, то был продуманный ритуал, сэр, какое-то нечестивое заклинание. Я говорю заклинание из-за того, чту услышал вслед за этим: голос моей жены, почти такой же низкий, как музыка, которую она играла.

– Надо ли понимать, что услышанное вами не было пением?

– Молю Бога, чтобы было, мистер Холмс. Но я могу вас заверить – она разговаривала. Я не разобрал большей части ее слов, но услышанного оказалось достаточно – я ужаснулся.

«Я тут, Джеймс, – сказала она. – Грейс, иди ко мне. Я тут. Где вы прячетесь? Я хочу увидеть вас снова…»

Я поднял руку, заставив его замолчать.

– Мистер Келлер, честное слово, мое терпение имеет пределы и на большее его не хватит. Пытаясь добавить красок в свое повествование, вы неоднократно сбивались, откладывая рассказ о том затруднении, которое вам бы хотелось разрешить. Если возможно, прошу вас ограничиться существенными деталями, так как они одни будут мне полезны.

Мой клиент помолчал несколько секунд, нахмурившись и пряча глаза.

– Если бы у нас родился мальчик, – наконец сказал он, – его бы звали Джеймс, а если была бы девочка – то Грейс.

Охваченный волнением, он умолк.

– Это лишнее, – сказал я. – Сейчас нет необходимости в демонстрации переживаний. Пожалуйста, продолжайте с того места, где остановились.

Он кивнул и плотно сжал губы. Затем он провел носовым платком над бровью и опустил взгляд.

– Поставив бутылку и бокалы на пол, я распахнул дверь. Испугавшись, она в тот же миг оборвала игру и посмотрела на меня широко раскрытыми, потемневшими глазами. Горели свечи, заключившие гармонику в круг и погрузившие ее в мерцающее свечение. В этом свете, смертельно бледная, она походила на привидение. В ней было нечто потустороннее, мистер Холмс. Но не одни свечи порождали это ощущение. Ее глаза! В том, как она смотрела на меня, словно отсутствовало что-то важное, что-то человеческое. Даже когда она заговорила со мною, ее голос был глух и бесчувствен.

– Что случилось, милый? – спросила она. – Ты напугал меня.

Я двинулся к ней.

– Зачем ты это делаешь? – закричал я. – Зачем ты говоришь с ними, словно они здесь?

Она медленно встала из-за гармоники, и, подойдя к ней, я увидел слабую улыбку на ее белом лице.