– Ох и ничего себе, – говорит Аньела, подходя. Брови удивлённо приподняты. – Вы умеете играть?

– Нет, – говорю я. – Держу додекайзер в руках второй раз в жизни… И первый можно не считать.

– Поразительно, – говорит Аньела. – Это же просто безупречно. Шмед, покажи ему ещё. Может быть, добавить вторую партию?

Честно говоря, от её слов мне становится немного жутковато. Я вдруг вспоминаю, что мои пальцы раньше так плохо слушались меня. Видимо, во всём виновата моя приобретённая способность к концентрации. И это кажется ненормальным. Но меня уже захватывает поток, и я готов играть дальше.

– Здравствуйте, – говорят сзади низким басом, так что я вздрагиваю. Оборачиваюсь и вижу позади себя огромного накачанного верзилу в красной странной формы кепочке, белой футболке и плотных тёмно-синих штанах. Он стоит в проёме открытой боковой двери, которая оказалась прямо за мной.

– Здравствуйте, – говорю я.

– Извините, – говорит гигант, потирая рукой плохо выбритую щёку. – Я вас, кажется, напугал. Просто услышал новый голос и выглянул. Водитель я. Дрант Однак.

Он улыбается и по-старомодному протягивает руку для приветствия. Я осознаю, что он уже немолодой. Лицо мясистое, морщинистое. Из-под кепки выбиваются жиденькие волосы, светлые с сединой. На носу справа большая уродливая бородавка, которую на его месте даже я бы, несмотря на то что мне наплевать на свою внешность, давно бы удалил.

– Сэм Дьюрек, – я путаюсь в собственных конечностях, поскольку не хочу выпускать додекайзер, но всё-таки у меня получается пожать водителю руку. – Охраняю господинку Курц…

– Дрант, не прибедняйся, – говорит приблизившаяся Аньела. – Ты не только водитель, но и наша палочка-выручалочка. Он всё может организовать, поднести, расставить, наладить, – объясняет она уже мне.

– Это же вы сейчас играли? – уточняет Дрант, шевеля носом.

– Я.

– Очень даже, – говорит он. – Я, конечно, не специалист, у меня даже слуха толком нет, но красиво.

– Спасибо, – говорю я. Я чувствую себя неловко. Не заслуживаю я этих похвал. Просто сыграл небольшой кусочек, повторив за Линьхом. Что такого?

– Ладно, – говорит Аньела. – А где Аои? Не звонили?

– Нет, – отвечает Айзис. – Я звонил Яи – она даже трубку не берёт.

– А наш герой-любовник? – спрашивает Аньела.

– Ну его, – отвечает Айзис. – Может, начнём без них? Хочешь, я покажу тебе, что придумал?

– Ох… – Аньела закатывает глаза. – Ну, покажи.

Айзис берёт в руки инструмент – насколько я помню, это называется румпешнолле – короткая доска с фитиловыми, очень громкими, струнами – и присаживается на высокий табурет. Он разминает шею, будто собирается драться, потом зажимает струны левой рукой близко к середине инструмента, чтобы звук был очень высоким, и правой рукой начинает струны быстро перебирать.

Играет он своеобразно. Я много слушал румпешнолле, но манера игры у Айзиса необычная. Он играет, с одной стороны, не аккордами, а последовательностью нот, перебором, но при этом размывает звук, то дёргая левой рукой, то торопясь начать новую ноту прежде, чем отзвучали несколько предыдущих. Не могу описать это внятнее, я не знаю названий всех этих техник и приёмов, но звук у Айзиса получается сочным, ярким, хотя и несколько размазанным. Мелодия тоненькая, высокая, быстрая. Мне, в общем, нравится, хотя, как мне кажется, ей не хватает законченности…

Я перевожу взгляд на Аньелу. Она слушает внимательно, но стоя, и я улавливаю некоторое нетерпение. Может быть, в том, как она шевелит пальцами, потирая один о другой, или поджимает губу.

Но Айзис вдруг прекращает играть, хмурится, отставляет инструмент.