Очнулся Томас от острой боли, с трудом приоткрыл глаза и увидел чернокожего старца, сидящего напротив. Суфил по-рачьи, в упор, смотрел на него, равнодушно двигая челюстью. Затем резко наклонился и плюнул сгустком чего-то омерзительно зелёного, туда, где сверлила руку боль. Томас отшатнулся, попытался встать, но суфил с неожиданной силой, невесть откуда взявшейся в его тщедушном теле, толкнул антрополога в грудь, возвратив в горизонтальное положение.

– Белый человек, почему ты напал на моего посланца? – спросил старик и, не дожидаясь ответа, добавил, – он воин, ему пришлось защищаться.

– Кто был, кто есть мой собеседник? – вежливо осведомился Томас.

– Ххха, – выдохнул старец и на его морщинистом лице, отразилось удовлетворение, – твой вопрос уместный. Пока не остановится время, я есть, я был, я буду Bождь суфилов, Хранителей Врат. Ответь же мне, белый гость чёрного народа.

– Я не нападал, не думал нападать. Но я не знал, что за мной наблюдает твой посланец, – Томас запнулся, подбирая слова, – я изображал танец войны племени, далёкого отсюда. Я пришёл с миром… смотреть, как живёт великий народ суфилов.

– Меня просили поведать тебе о Легенде и показать Врата.

– Кто же мог об этом просить?

– Бездельник Ньягуто. Он долго крутился здесь и много говорил. Он не умеет молчать. Но я согласился. Когда рана зарастёт на треть, мы отведём белого гостя к Вратам.

Старый суфил, не дожидаясь ответа, встал и выбрался из хижины. Риколли огляделся. Просторно, нет окон и какой-либо утвари, кроме лежанки под ним. Гладкие стены, украшенные орнаментом. Грязно-красной вязью. И незнакомый запах. Резкий, мешающий расслабиться и прийти в себя. Послышался шорох, полог из сшитых листьев откинулся, и в хижину вошла девушка. Лет шестнадцати, не больше, в набедренной повязке, облитая светом сумерек. Томас не назвал бы её красавицей – скорее, милой. Запах девичьего пота смешался с тем, прежним, и Томас, прикрыв глаза, соскользнул в беспамятство.

Когда он очнулся, владычествовала ночь. Чёрный креп неба подкрашивала луна, окружённая гирляндами звёзд. Девушка не спала, и Томас, украдкой наблюдая за ней, понял отчего. Родись юная африканка в других местах – быть ей исследователем. Несколько мгновений он терпеливо молчал, пока дикарка водила розовым язычком по его руке и закатывала глаза, изучая вкус кожи белого человека.

– Вкусно? – улыбнулся Томас, не совладав с ощущениями.

Девушка, отпрянув от него, бросилась к выходу. И остановилась, преодолевая испуг и, видно, придерживаясь наказа не покидать хижину.

– Ты поговоришь со мной, дочь Суфилов? – безмятежно спросил Томас, прекратив улыбаться, чтобы не смущать её.

– Да, чужак, – потупив глаза, ответила она, – великий Зикомо поручил мне лечить и оберегать тебя.

– Как назвала тебя мать?

– Мехсети.

– Достойное имя. Можно я стану называть тебя Меси?

– Зачем, белый гость?

– Там, откуда я пришёл, принято сокращать имена понравившихся людей, – слукавил Томас, – моё имя длинное – Доктор-антропологии-томас-риколли. Можешь называть меня покороче – Томас.

Девушка удивлённо округлила глаза. Постояла ещё в нерешительности и вернулась к лежанке.

– Сейчас я буду лечить тебя, – с вдумчивостью произнесла она и отправила в рот горсть ягод.

Жевала она долго, а затем, сплюнув зеленоватую кашицу в ладонь, принялась осторожно втирать в раненную руку. При этом грудки её дразняще вздрагивали, и Томас отвернулся, мысленно повинившись в вожделении. Что было преувеличением. Доктор Риколли никогда не сближался с женщинами из исследуемых популяций. Обнажённые тела вызывали в нём чувственный отклик, но желание близости он умел подавлять. В первой же африканской поездке с ним случился курьёз. Тогда он корпел над диссертацией, обитая в племени второй год. Но пара лет без женщины – это истязание даже для великого упрямца. Однажды, когда инстинкт возобладал над благоразумием, он не сдержался. По дороге к реке Томас увидел обнажённую чернокожую богиню рубенсовских форм. Вмиг он забыл о гигиене, о запретах и табу. Протянул к девушке руку и тут же брезгливо отшатнулся, увидев стаю мух, отделившуюся от её тела. Томас, тотчас вспомнив о гигиене, нырнул в воду – мыться.