Когда становилось поздно, Кен поворачивал к дому, ловко въезжал на подъездную дорожку и вел Джо, держа руку на ее плече. «Слушайся маму», – громко велел он так, чтобы Сара слышала. Сара обычно закатывала глаза и вполголоса бормотала: «Ты ее балуешь», однако сама была счастлива, что Кен избавил ее от Джо хотя бы ненадолго. «Мать меня ненавидит», – думала Джо, но не особо расстраивалась, потому что ее любил отец, и она ощущала его любовь как пылающий в груди уголь, чувствуя его тепло даже перед лицом разгневанной матери.
На стадионе Briggs отец положил руку ей на плечо.
– Расскажи мне, что случилось.
– Я пришла домой, и Мэй там не было, – начала Джо. – Мама сказала, что ей нужно убираться в других домах и она уже никогда не вернется. Я хотела ее найти…
– А-а, – протянул отец, – ясно. Мэй живет в десяти милях от нас.
– Ну и что! – Голос Джо дрогнул. – Не ей решать, с кем мне дружить! Я стараюсь… Я так стараюсь делать то, чего она хочет, быть такой, как она хочет, только ничего не получается. – Джо опустила голову и озвучила свой худший страх: – Она меня ненавидит…
– Ну что ты, дружок! – воскликнул отец и ободряюще потрепал ее по шее. – Мама тебя любит. Ты у меня молоток!
Джо улыбнулась, когда папа заговорил с ней как ребята в школе, сморгнула слезы и стала смотреть игру.
В пятом периоде отец купил им по хот-догу, налив на сосиску Джо ровно столько кетчупа, сколько нужно. Себе он взял пива, Джо – клубничной газировки, от которой губы и язык стали ярко-красными. Джо Гинзберг, кэтчер, парень из Детройта, окончивший школу Кули, подошел к пластине, и зрители оглушительно завопили, а когда Гинзберг выбил хоум-ран, Джо вытянула руки и смотрела, как мяч летит прямо в руки болельщика всего несколькими рядами ниже, чем она.
– Чуть-чуть не долетел! – простонал отец, но Джо не расстроилась. Она и так была ужасно счастлива находиться вечером здесь, вдали от разгневанной матери. Джо допила газировку и представила, как после финального периода они с отцом садятся в машину и уезжают куда глаза глядят. Они могли бы последовать за «Тиграми», посещая все выездные игры, пока лето не кончится; они могли бы поехать к Большому каньону, во Флориду или в Калифорнию, где тепло круглый год. Ночевали бы в мотелях или купили палатку и останавливались в кемпингах, готовили еду на костре, как герои Лоры Инголлс в «Маленьком домике в прериях». Джо купалась бы в океане и каждый день носила жилет из оленьей кожи со значком шерифа, приглашала бы на вечеринки тех детей, которые ей нравятся, и никто на нее не кричал бы и не заставлял чувствовать себя слишком большой, слишком громкой или просто плохой, что бы она ни делала…
На всю оставшуюся жизнь Джо запомнила тот вечер, когда «Тигры» обыграли «Янки» со счетом шесть – пять в дополнительных периодах. Она запомнила и хоум-ран Джо Гинзберга, и как он выбил двух отбивающих «Янки». Она запомнила кислый привкус пива, которое отец дал ей попробовать, и щекочущую губы пену. Она запомнила запах папиного лосьона после бритья и папин голос, когда по дороге домой он подпевал Нату Кингу Коулу, слушая песню Somewhere Along the Way.
Свернув на подъездную дорожку, папа выключил мотор и остался сидеть за рулем.
– Мама объяснила тебе что-нибудь про Мэй? – спросил он.
– Она сказала: «Одного полета птицы должны стаями водиться». Я ответила, что я не птица.