Сейчас же мисс Лодж ничем особым не отличалась от своих прелестных сверстниц. Она не была очень талантлива или образованна – немного умела играть, немного петь, обладала приятным голосом, немного умела рисовать, неплохо говорила по-французски, вот, пожалуй, и всё. Правда её живость, стремление обо всём иметь собственное мнение, детская доверчивость, качества, которые она, едва ли, в себе замечала, придавали ей большую привлекательность.
Внезапно, Мэри от её мыслей, отвлекли громкие и возбуждённые голоса. Это разом заговорили дамы, а к ним присоединились и голоса их дочерей, которые до этого времени сидели молча. Миссис Уинсли и миссис Кирк всегда старались брать с собой в гости своих "девочек", чтобы они поучились хорошим манерам. Ибо они свято верили, что общение с Лоджами, стоявшими по богатству и знатности выше их, несомненно принесёт дочерям пользу. Вот и сегодня в гостиной у хозяйки Блэкберри Холла сидели семнадцатилетняя Шарлотта Кирк и её подруги Элеонора и Диана Уинсли, шестнадцати и восемнадцати лет.
– Что там у вас происходит? – спросила миссис Лодж, свысока.
Ей доставляло огромное удовольствие общаться с местными почтенными матронами и их дочерьми и бесконечно слушать мелкие, но очень интересные сплетни. Поэтому она приблизила к себе и обласкала несколько семей из мелкой знати, живших в сельской местности около Блэкберри Холла. Это было её самое главное развлечение после смерти дорогого супруга, и в нём она никак не могла себе отказать.
– Ах, Боже, сюда идёт мистер Камминг! – восторженно прошептала Шарлотта Кирк, экзальтированная девица, выгодно отличавшаяся красотой от своих подруг.
– Он душка, не правда ли? – в тон ей ответила старшая мисс Уинсли.
– Просто красавец! – Успела прошептать Шарлотта, до того, как строгий взгляд матери остановил её.
– Мэри, дочь моя! – позвала миссис Лодж.
– Да, матушка.
– Поправь причёску и отложи своё вышивание. К нам идёт мистер Камминг. Будь пожалуйста, с ним повежливее!
– Хорошо. – Мэри отложила на диван сложное сплетение виноградных лоз на белой канве и приготовилась к встрече мистера Камминга.
Джеймс Камминг ей нравился, но не более того, хотя она знала, что мать прочит его ей в женихи. По иному и быть не могло – Джеймс приходился ей кузеном. А по завещанию отца имение принадлежало им только до смерти матери. После этого оно неизбежно должно было перейти Джеймсу. И хотя миссис Лодж надеялась, несмотря на своё слабое здоровье, прожить ещё многие годы, она хотела точно знать, что имение и после смерти будет закреплено за дочерью – в браке с мистером Каммингом – и считала это дело решённым. Она не раз сетовала на своего дорогого Уильяма за то, что он не закрепил имение за дочерью. Но он так разозлился после рождения дочери, что и до смерти не смог простить свою жену и ни в чём неповинного ребёнка. А умер он тогда, когда Мэри ещё шаловливо лепетала что-то на своём детском языке. Он не успел узнать и полюбить дочь.
Мэри всё это знала, но не беспокоилась. Она (и в этом состоял конечно недостаток её воспитания) не задумывалась о будущем. Оно казалось ей таким далёким и безоблачным. Она никогда не знала ни лишений, ни бед. И бедность не коснулась её своим холодным крылом. И разумеется (а по-другому и быть не могло), всё утрясётся как-нибудь, само собой. Мэри догадывалась, что даже после смерти матушки ей останется какая-то сумма, на которую она несомненно сможет прожить. Но это всё было так далеко, а она была так беспечна и уверена, что никакие несчастья не коснутся её! К тому же Мэри, твёрдо верила, что и к ней когда-нибудь придёт большая любовь, и решила для себя не выходить замуж, кроме как по взаимному влечению, иначе называемому той самой любовью. Но пока матушка молчала и не торопила Джеймса делать ей, Мэри, предложение, она радовалась жизни и приходу кузена, которого считала хорошим другом, и не видела причин скрывать эту радость.