Конечно, весной я очень волновалась за него, но он же ради благого дела старается. Наверное, ради такого можно и потерпеть.

2 августа 2003 года

Мишка снова улетел в Ирак. Они поддерживают в стране порядок и борются с террористами и партизанами.

Как ни странно, я уже почти не переживаю. Меня переполняет гордость за брата.

Теперь я склоняюсь к тому, что это мне было бы страшно и невыносимо в «горячей точке», даже если бы я была взрослой (девушки в Америке тоже могут служить, но не во всех родах войск и не на всех должностях), но Мишка мало похож на меня, так что я охотно верю, что ему там действительно нормально. Он с детства обожает экстрим, а я даже в аквапарках игнорирую почти все горки и еще ни разу не каталась на сноуборде. А когда спускалась на горных лыжах с относительно низкого склона, и то собиралась прощаться с жизнью. На скейте по ровной асфальтированной дороге я проехала в своей жизни разве что один метр, но держась за Мишкину руку, и очень медленно, а он в мои годы уже вовсю вытворял трюки.

19 августа 2003 года

Сегодня папа сказал, что США вторглись в Ирак без разрешения ООН, а Мишка – убийца, а не герой. Между ним с дедом завязалась драка. Мама и бабушка сумели вовремя их разнять, так что мужчины отделались синяками, а я спряталась за спинкой дивана в гостиной и рыдала. Раньше я думала, что взрослые могут ненавидеть друг друга только из-за измен или на худой конец из-за денег. Хотя даже по этим поводам махать кулаками – это явный перебор…

Я уже ничего не понимаю. Но Мишка точно не убийца!

Когда все чуть утихомирились, я выползла из своего убежища и сказала папе, что этого ему никогда не прощу. Ну, не драку, хотя это тоже ужасно, а то, что он назвал брата убийцей. Папа сказал, что имел в виду не то, что сказал, а еще выяснилось, что взрослые думали, что я была в своей комнате, когда разгорелся конфликт.

Прабабушка увела меня наверх, объяснила, что папа ляпнул это сгоряча, он это не всерьез и наверняка сразу же пожалел о сказанном.

Папе я не верю, и меня очень коробят его заявления о том, что мы якобы что-то делаем неправильно в Ираке. Даже если есть какие-то маленькие промахи, это не так страшно. Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Дедушка говорит, что настоящие мужчины не должны бояться трудностей, и мой брат именно такой. А папа – трус и неудачник. Он даже зарабатывает меньше, чем его сын или жена.

Дедушка, пожалуй, прав. Отец и в самом деле мало получает и ничего особо в жизни не добился, хотя переехал сюда в семнадцать лет. А дедушка эмигрировал в сорок с лишним, но гораздо успешнее своего зятя.

Мы часто болтаем с Мишкой. Он говорит, что, бывает, они чертовски устают, но это естественно, война все-таки. В целом там все очень круто, и брат прекрасно себя чувствует. Теперь они живут в комфортабельных казармах, и там даже душ есть. То есть там практически, как у нас. Ну то есть они теперь не совсем в голой пустыне и больше не ночуют в палатках, как раньше… Точнее, конечно, там не так, как в Америке, а гораздо хуже, страшнее, жарче и кругом все еще враги, но по сравнению с тем, что было в марте, теперь у них просто пятизвездочная гостиница. И кормить стали лучше. Мама переживает, так как сейчас выяснилось, что изначально они голодали, но брат заверил, что это не так. Просто когда брали Багдад, первое время питались сухпайками, и это логично, а сейчас там блага цивилизации, и все пучком.

Я сначала напряглась, а потом решила, что это не так уж и страшно. Все-таки война – это не курорт, и глупо было ожидать чего-то другого.

Кошмары мне больше не снятся.